Борис Седов - Правила боя

Вереница черных лимузинов заполнила узкую улочку, на которой стоял ресторан «Стромболи». У дверей ресторана уже красовались два сверкающих лаком полицейских автомобиля с включенными разноцветными огнями на крыше. Благодаря этим огням прохожие и проезжие американцы должны были понимать, что полицейские выполняют сейчас важное задание по охране американской жизни и здоровья, понимать и уступать дорогу, а также преисполняться уважением к двухметровым служителям закона, с хот-догами в руках восседавшим в автомобилях.

Завидев кортеж синьора Чинквента, из полицейской машины вылез немолодой мужчина в форме лейтенанта полиции.

Падре Луиджи вынул из кармана очки, всмотрелся в полицейского, затем его лицо расцвело улыбкой, и он поспешно, как только позволило ему здоровье и возраст, выбрался из лимузина. Они встретились на середине улицы, как представители враждебных армий, обменивающих своих пленников, и неожиданно для всех крепко обнялись.

– Луиджи, Луиджи, – шептал полицейский, осторожно хлопая старика по узкой сухой спине.

– Карлито, – бормотал ему в щеку Луиджи.

Прошло добрых пять минут, прежде чем они разомкнули объятия и отступили на шаг, чтобы лучше рассмотреть друг друга.

– Ты все еще служишь в полиции? – удивился Чинквента.

– Конечно нет, давно в отставке, но вот приоделся, чтобы встретить тебя.

Карлито любовно разгладил парадный полицейский мундир со множеством значков, жетонов и медалей, которые ничего не говорили обычному человеку.

– А ты, – спросил он старого дона, – все еще крестный отец, гроза порядочных налогоплательщиков и честных полицейских?

– Ухожу в отставку. Сегодня, – с грустью ответил Падре.

– И кто сядет на твой трон?

– А вот этого я тебе не скажу, – рассмеялся Чинквента. – Узнаешь из газет.

Полицейский тоже рассмеялся и спросил:

– Здесь? – и ткнул большим пальцем через плечо.

– Здесь, – кивнул Падре. – Тебя не приглашаю, извини.

Теперь уже кивнул полицейский:

– Понимаю. Ладно, поеду я. Удачи тебе. Может, свидимся еще.

– Может и свидимся.

Старый полицейский тяжело пошел к сверкающей огнями машине, у которой курили два молодых копа, черный и белый, курили и с любопытством разглядывали Падре Чинквента, такого же знаменитого, как главный герой фильма «Крестный отец».

Приглашенные долго входили, долго, не спеша рассаживались, ожидая, когда подъедут остальные участники прощального ужина дона Луиджи, а тот, когда уже все собрались, еще разговаривал о чем-то с синьором Джованни. В углу, у кухонной двери, тихонько перебирал струны, наигрывая что-то итальянское, смуглый гитарист в длинном, до пола, плаще.

– У тебя уже свой оркестр? – спросил дон Луиджи.

– Ну что ты, пригласил специально для тебя.

– А ты его проверял?

– Да что его проверять, такие парни играют на каждом углу, этот мне понравился больше других, вот и все.

– Да, ты прав, хорошо играет…

У входа в мясную лавку, ту самую, куда вел длинный темный коридор из ресторана «Стромболи», остановился большой солидный лимузин, и из него вышли трое крупных, под стать автомобилю, мужчин.

Они вошли в холодный полумрак лавки.

– Хозяин! – зычно позвал самый большой из них.

В открытых дверях подсобки появился хозяин, высокий, жилистый, в жилете на голое тело. Длинными рельефными мышцами, сухим впалым животом и выступающими ребрами он сам напоминал только что освежеванную тушу какого-то животного.

– Чем могу, господа? – спросил он, поигрывая узким разделочным ножом.

– Хотелось бы мяса, синьор хозяин, – по-итальянски, но с акцентом сказал один.

– Свежего мяса, – сказал второй.

– Много, – добавил третий.

Хозяин отложил нож, вышел из-за прилавка.

– Сколько?

– Четырнадцать тел, – с акцентом сказал третий.

– Мы говорим – не тела – туши, – улыбнулся мясник.

– Пусть будут туши, – согласился третий, – но только свежие.

– Насколько свежие, синьоры? Вы же знаете, что убоина должна немного полежать, чтобы набрать достойный мужчины вкус.

– Самые свежие, с кровью.

– Увы, синьоры, у меня не бывает такого мяса, и, уверяю вас, что в Чикаго мясо с кровью можно найти только на бойне.

– Хорошее слово – бойня, – сказал третий, – очень хорошее. Что ж, тогда мы сами позаботимся о свежем мясе.

Лавочник схватился рукой за шею, в которую впилось какое-то насекомое, и так, не отрывая руки, опустился на пол.

Первый заглянул за прилавок, нашел там табличку с надписью «Chiuso» – «Закрыто» и повесил ее на дверях лавки, а двое других оттащили спящего торговца за прилавок, после чего странная троица скрылась в подсобке.

Плетеные бутылки с молодым кьянти наполовину опустели, фирменное блюдо синьора Джованни – телячьи зразы по-римски – нашло достойное место в желудках мужчин, и наступило то приятное состояние, которое итальянцы называют dolce far niente – сладкое ничегонеделанье, когда люди сидят, наслаждаясь самим фактом своего существования, пьют хорошее вино, курят хороший табак, молчат или разговаривают о чем-то незначительном, не будящем страсть к спору.

Кто-то из гостей вполголоса подпевал перебиравшему струны гитаристу.

В это время из кухни донеслось пронзительное кошачье мяуканье, сытые расслабленные мужчины с улыбкой переглянулись, а музыкант неожиданно отложил гитару, распахнул полы своего плаща и извлек небольшой, похожий на детскую игрушку, автомат.

В дверях кухни возникли трое мужчин.

Двое из них, с автоматами в руках, опустились на одно колено, третий продолжал стоять, держа, как герой боевика, в каждой руке по пистолету. Все четверо открыли огонь одновременно.

Люди не кричали, потому что пуля быстрее крика, люди не стонали, потому что мертвые не стонут, только бутылки с кьянти не желали молчать и со звоном рассыпались на стеклянные блестки, смешивая молодую кровь винограда со старой кровью людей, да глухо крякали дубовые панели, принимая в свою плоть маленькие кусочки свинца.

Гитарист медленно обошел зал, внимательно вглядываясь в лежащих на полу людей, лишь однажды остановившись, чтобы исправить ошибку пули, после чего достал из кармана конверт, положил его на ближайший столик и придавил стаканом с вином.

Он вернулся к своему стулу, взял стоявшую у стены гитару, и мужчины скрылись в изломанных коридорах с пыльными лампочками, редко висящими на кривых, свернутых косичками шнурах. Табличка «Chiuso» – «Закрыто» уже висела на дверях ресторана.

Полчаса назад ее повесил сам синьор Джованни.

В воскресенье утром мы с Пашей поехали в гамбургский аэропорт Фульсбюттель встречать Петра Петровича Сергачева.

А в субботу мы купили машину.