Сергей Алтынов - Зона особого внимания

– Полез в сумку. Надорвал сверток… Щупает… Оживился, оглянулся, ерзает… – раздавался в динамике голос наблюдателя. Балашов напрягся. Наступал решающий момент.

В Костины руки удобно лег укороченный десантный «АК». В мятой изорванной газете остались лежать четыре боекомплекта, штык-нож и граната-лимонка. За короткий боевой период своей жизни именно этими инструментами Константин Еремин овладел мастерски…

– Не торопится… Может, адрес забыл? – задал вопрос наблюдатель.

– Нет, насчет адреса я его несколько раз проверял… Парень наблюдательный! – уверенно ответил Балашов. – Сказал, что найти и показать этот чертов особняк сможет без проблем.

На некоторое время в радиоэфире повисла томительная тишина…

– Все! Поехал! – услышал наконец Балашов и облегченно вздохнул. Все-таки он был прекрасным психологом, парень действовал именно так, как и предполагал отставной полковник. Костя вырулил со двора и направился к Окружной. Перед ним была дорога к особняку Штурмана.

– Шурик, запускай Болтянского и поехали, здесь наши хлопоты закончились – убедившись, что Костя лег на курс, Балашов легко сбежал по ступенькам, сел в машину рядом с ожидавшим шофером и, дождавшись Сан Саныча, расположившегося на заднем сиденье пару минут спустя, коротко бросил: – В Шереметьево-два. – Их ждали новые «великие дела» – теперь уже за рубежом.

Сидя в «БMВ» с форсированным движком, Виктор Алексеевич подбивал бабки. Последние сутки были насыщены событиями настолько, что приходилось начинать новые операции, не закруглив как следует предыдущие, не зачистив все концы. Это было против правил, которые установил для себя и для своих подчиненных Балашов, но эти сутки были особые, требовалось провернуть кучу дел, и весь фокус был в том, чтобы провернуть их почти одновременно. Как будто удалось…

Не отрывая глаз от стремительно бегущей под колеса дороги, Балашов прокручивал в уме разговор с Аркадием Борисовичем, состоявшийся накануне поздно вечером.

– Виктор Алексеевич, почему ты еще здесь? Сам говорил, что общак уже весь ушел туда, – банкир ткнул большим пальцем в сторону Кремля, утонув в любимом антикварном кресле, одном из украшений его кабинета в уютной пятикомнатной квартире на Серафимовича, 2. – Когда его распатронят по всяким дырам, все, считай, поезд ушел, нам останутся воспоминания о напрасных хлопотах!

– Его уже распатронили. Это было необходимо сделать, вы, как финансист, сами должны понимать. Собирать его назад теперь придется нашими российскими способами, при помощи утюга и паяльника, а там это не так просто, как в родном отечестве. На чужом поле любая игра труднее, а такая особенно.

– Что же делать? Нам нужны эти деньги, как воздух, как сама жизнь, я же тебе говорил, страна на пороге кризиса, одним из первых падет наш банк, надо спасать положение любыми…

– Знаю, хватит причитать. – Романенко дозрел, с ним можно было не церемониться. – Здесь я дела завтра утром закруглю и днем вылетаю. Мои ребята, которые сидят там уже неделю, сообщили: у них все готово, оружие достали на месте, с клиентов глаз не спускают, подыскали три варианта укрытия. Начнем сразу, как прибуду на место.

– Да, да, надо сразу…

– Мне еще нужны наличные, тех не хватило. Тысяч триста, сейчас.

– Но где я возь…

– Без «но» и без «где». Я знаю где. Сказать? – Кивок в сторону антикварных напольных часов, за которыми скрывался врезанный в стену сейф. – Могу даже открыть, ключ при мне… – Виктор Алексеевич уже не скрывал, что считает себя хозяином положения. Банкир молча глядел на него расширенными от ужаса глазами.

– И еще, чтобы потом не возникало недоразумений, я их не люблю. Канадский банк останется под моим управлением. Негласным, конечно. Номинально там будут сидеть прежние хозяева, я сумею их повязать так, что они будут улыбаться и делать то, что я скажу. Но выходить на них ты, Аркадий Борисович, будешь через меня. И все будет хорошо, поверь, тебе же будет легче – твоя хата с краю… Ну что, сам откроешь сейф или мне прикажешь потрудиться?

Аркадий Борисович с трудом выбрался из кресла и на ватных ногах пошел к часам. Да, в деле, на которое он положил жизнь, его хата скоро может оказаться с краю. И даже в собственной хате он сам может оказаться с краю. Будь проклят тот день, когда он встретился с этим человеком. Хотя еще не вечер… Эти мысли так ясно читались на лице банкира, что Балашов, озоруя, мягко улыбнулся и ободряюще кивнул Аркадию Борисовичу:

– Не журысь, хлопец…

…За поворотом шоссе показалась коричневая громада здания аэропорта.

Руоповцы, наблюдавшие всю последнюю неделю за особняком Штурмана, зафиксировали группу, подъехавшую на двух джипах, но докладывать начальству – майору Каменеву, не спешили: в группе были «знакомые все лица», одна компания с владельцем особняка, подобные визиты случались уже не раз…

Болт и его верная команда, включая «вернувшегося из командировки» Тишу, на этот раз не вошли, а буквально вломились на территорию особняка. Маршал встретил их у крыльца, как и подобает по званию – стоял прямо и спокойно, заложив большие пальцы рук за брючный ремень.

– Маршал! Ильдар завалил Штурмана, а мои ребята – Ильдара! – сообщил Болт законнику. Глаза беспредельщика и его свиты горели нездоровым возбуждением – они знали, что должно произойти сегодня, и походили на свору злобных собак, которых отвязали для травли.

Маршал молчал. Смерть Штурмана была для него ударом, однако он не выдал себя. Законник уже о многом догадывался: «контрольки» обманули его самого, позволив поверить, что Варлам ошибся и никакого стукача нет. В последние дни Маршал понял, стукач был и продолжает стучать, скорее всего эта сука – Болт, и догадывался, на кого он пашет. Не хватало конкретного факта, чтобы предъявить Болту счет, и вот он, факт. Только не ожидал старый вор-идеалист, что ссученный бригадир поднимет руку на Штурмана. А теперь, похоже, пришла и его, Маршала, очередь. И народу рядом, по сути, никого… Хитро подгадал, сучара.

– Ну, Маршал! Чего молчишь? Штурмана завалили! – Болт трусил, ему казалось, что законник видит его насквозь.

– Я знаю… – прервал молчание Маршал. Голос его был хрипловат и спокоен. Как и всегда.

– Откуда? Кто-то уже сообщил? – Болт нервничал, его широкий лоб становился все влажней.

– И знаю, что это сделал ты, Болт! – слова Маршала прозвучали как приговор.

– Ты что, Маршал? Спятил? Я – Штурмана? – голос бандита предательски завибрировал.

– Не ломай комедию, Болт… Отпусти моих телохранителей, а со мной можешь делать все, что угодно. Если духу хватит…

«Ну все, пора открыть карты, – понял Болт. – Черт с ними, с телохранителями, их здесь всего двое, где-нибудь в карты режутся… Сейчас главное не поднимать шума, пусть катятся, потом все равно достанем "шестерок". А так, устрою приятный сюрприз Санычу, пойдет мне в зачет…»