Илья Гуров - Левиафан

Мы подошли к зданию, над большими, некогда стеклянными, дверьми которого висела крупная эмблема с надписью «Пекарня Месье Патиссье». Знакомое название. Компания старше меня – это точно. Я как следует утвердил эту мысль в голове, чтобы не забыть, и молча вошёл в строение вслед за мрачным проводником. Внутри фабрика выглядела, почти как новая, только осколки стёкол и осыпавшаяся штукатурка тонко намекали на то, что зданию этому посчастливилось пережить не одну бомбардировку.

Боец завёл меня в сравнительно большую комнату, в которой, судя по размерам кондитерских автоматов, пеклись торты. Закрыв за мной дверь, он глухим безжизненным голосом озвучил мне мои права:

– Пекарню можешь включить, если есть хочешь. Вода там тоже есть. Робота сейчас принесут.

Я уже начинал радоваться тому, что меня арестовали: тихо, спокойно, еда, вода есть. Можно немного расслабиться и здраво оценить сложившуюся ситуацию. Я подошёл к авто-пекарне. Устроена она оказалось элементарно, так что уже через несколько минут я вовсю налегал на торт. Правда, вскоре мне пришлось остановиться – слишком уж сладкие ингредиенты мешали эти автоматы – прямо горло перехватывало. Открыв шкафчик оператора, я обнаружил чай в пакетиках. Вода в автомате была достаточно горяча, чтобы заварить его, так что я смог продолжить обед. Очень даже неплохой арест получился.

Покончив с тортом наполовину, я заставил автомат напечатать мне бумажную упаковку. Несмотря на то, что текст был очень мелким, а глаза у меня натуральные, я без труда нашёл интересующую меня строчку: «ТМ «Месье Патиссье" г. 1999-2039». Значит, сейчас 2039-ый год. Я точно помнил, что бренд старше меня, то есть мне вряд ли больше тридцати пяти лет. Малый сказал, что я чист, как стекло – получается, омолаживателей в моём организме нет, и моя молодость абсолютно натуральна. Наверно, мне, и правда, около тех двадцати восьми, на которые я себя ощущаю. Странно, что в мире, полном возможностей имплантирования, я ни разу этими возможностями не воспользовался.

От этой идеи в голове у меня начали урывками возникать какие-то споры о пользе имплантатов и об отказе от них. Похоже, память медленно возвращалась ко мне. Лиц и имён я вспомнить не мог, но смутных теней в мыслях крутилось всё больше. В прошлой жизни я, как мне начинало казаться, был активным противником киборгизации.

Но что же роботы? Они восстали и, надо понимать, по всему миру. Они не уничтожают припасы, в которых остро нуждаются люди, и это противоречит здравой логике. Или… Может, те люди в чёрных костюмах защищают склады? Судя по всему, арестовавшие меня и ниндзя с крыши соседнего здания – это разные фракции. На спецподразделение вторые не похожи: такое количество холодного оружия обычные солдаты не используют.

И гелиевая винтовка, она слишком дорога, чтобы давать её даже элитному бойцу. Эти люди более, чем профессионалы. Фигуры у них у обоих спортивные, не такие, как у обычных людей, с их наполовину атрофировавшимися от постоянного сидения в виртуальных моделерах телами. Но, если эти ниндзя охраняют склады, то почему они не сотрудничают с теми, кто, так сказать, приютил меня? С другой стороны, если они не сотрудничают, то почему позволяют опустошать склады? Что-то здесь было совсем непонятное.

Из раздумий меня вывел скрип металла. Дверь открылась и в комнату вошёл уже знакомый мне Амбал. За собой по полу он волок антропоморфного робота, на удивление, целого. Ни сказав ни слова, а только сочувствующе посмотрев на меня, он бросил бота и, закрыв дверь, тихо удалился.

Задумчиво посмотрев на машину, я стянул со стола свой портфель, который, как ни странно, мне оставили, и твёрдо решил взяться за мёртвого антропоморфа. Не столько ради благополучия этого гуманистического сопротивления, сколько из личного интереса.

Не без труда сняв с робота цельный добротно прикрученный шлем, я подключил планшет к «мозгу» и начал расшифровку хранящейся в нём информации. Теперь уже я нисколько не сомневался в том, что до потери памяти работал с машинами. Я знал, что данные из головы бота нельзя просто взять и прочитать. Это виртуальная нейронная сеть, модель органического мозга, в которой информация хранится с помощью комбинаций активных весов – электронных переменных характеризующих нейроны и синапсы, их связывающие. В голове машины нет картинок или звуков, только бесконечные цифры. И на то, чтобы понять, что они означают, нужно немало времени. Сначала проводится подача сигналов по каналам сенсоров и оценка реакции робота на симулированные внешние раздражители. После реализации трёх миллионов образов, достаточных при работе с простым роботом, начинается поиск комбинаций нейронов, одинаково активируемых при разных раздражениях. Так рассчитывается ассоциативность мышления машины, которая затем сравнивается с шаблонами мышления человека и примерной моделью мозга, построенной, исходя из данных об окружающей среде машины и её возможном опыте. После этого можно с точностью до шестидесяти процентов определить, что знает и что помнит машина…

Пока компьютер занялся всеми этими расчётами, у меня появилась возможность двинуться дальше. Я начал искать следы вмешательства, которые привели к отключению машины. Долго мучаться не пришлось: маленькое отверстие с, будто отшлифованными, краями зияло в идеально ровной поясной пластине – самом выгодном для выстрела месте.

Я взялся за отвёртку и начал разбирать корпус. Это оказалось не таким уж простым занятием – робот и впрямь был собран не людьми. Материалы, размеры, типы креплений, детали – буквально всё было нестандартным, но, как показывал опыт, гораздо более надёжным, чем в случае с человеческими творениями. Мне понадобилось не менее сорока минут на то, чтобы добраться до интересовавшего меня места.

Достаточно ёмкий энергоблок машины был абсолютно цел, чего нельзя было сказать о штекере подключённой к нему шины питания. Он был разорван в клочья.

Идеальный выстрел! Даже под завязку напичкавшись имплантатами попасть в штекер, закрытый корпусом, да ещё с расстояния и, наверняка, в движении, очень трудно. Но особенно интересен был тот факт, что в поясе робота не осталось ни следов пороха, ни оплавленных краёв, ни самой пули – стреляли из гелиевой винтовки.

Маленький коллайдер в этом оружии разгоняет облако ионов гелия, которые на практике оказались гораздо опаснее пуль. Газовый заряд, несущийся почти на световых скоростях, не просто режет плоть, он вышибает её с неимоверной силой. Даже танк не способен уберечь от такой пули – гелий прошивает его стенки от одной до другой, как бумагу. Проблемы с этим оружием было две: космическая дороговизна и чрезмерно жёсткие требования к эксплуатации… Достаточно неплохие познания в оружии для робототехника…