Геннадий Прашкевич - Пятый сон Веры Павловны

Он потянул носом воздух.

Пожар, несомненно, приблизился.

Дышать стало трудней. Горячий воздух подрагивал, как расплавленное стекло. Гудящий рев, неумолимо надвигаясь, плотно и ровно заполнял воздух – еще далекий, но уже постоянный, почти привычный, будто поезд мчался вдали; на его отзвуки болезненно отзывался каждый нерв.

За периметр Сергей выбрался вслед за Морицом.

В бетонной стене отыскалась самая обыкновенная стальная дверца.

Скромно выкрашенная под серый бетон, дверца пряталась за котельной, мирно пускавшей в небо слабые колечки почти незаметного дыма (отапливают, наверное, подземные помещения, решил Сергей). Он боялся потерять из виду Морица, но одновременно боялся попасть ему на глаза. Что-то подсказывало, что на этот раз Мориц не должен его видеть. Когда кто-то окликнул Сергея возле котельной, он даже не оглянулся. Плевать он хотел на все оклики. Сейчас его не смогли бы остановить ни Раиса Сергеевна (была ли она когда-нибудь?), ни даже сам Ант (перебьется). Появись рядом Философ, даже ему, наверное, не удалось бы остановить Сергея.

Как можно быстрее уйти из Новых Гармошек.

Здесь он никому не мог помочь. Да никто и не ждал от него помощи. Мы живем так, как нам нравится… Если есть в Новых Гармошках обиженные, то их, наверное, не много. Правда (если верить Мишке Чугунку), Ант в разговоре с Третьим и Седьмым не упоминал о каких-то других гостях Новых Гармошек, но, может, Чугунок не все слышал.

Сумеречное пространство между бетонной стеной и котельной оказалось замусоренным, дальний угол обнесло пыльной паутиной, сверху на паутину нападала сухая хвоя. Такой же серой и пыльной показалась Сергею массивная стальная дверца, врезанная в стену. Судя по замку, дверца открывалась только изнутри. Человек, покинувший периметр таким путем, вернуться в Новые Гармошки мог только через центральные ворота.

Дверца за Сергеем мрачно громыхнула.

Он не обернулся.

Он смотрел только в сторону задымленной тайги, смутная зазубренная стена которой отступала в этом месте от Новых Гармошек почти на полкилометра. Обширная вырубка щетинилась старыми пнями, кое-где темнели заросли сухого малинника. И угадывалась натоптанная между сухих кочек тропа. Она действительно только угадывалась.

В глотке першило.

Время от времени Сергей разражался тяжелым кашлем. Морица он не видел, но деться немец никуда не мог. Даже в ельнике, который вдруг встал вокруг. Сразу потемнело. Слева и справа, окутанные сизоватой дымкой, смутно вставали сухие стволы. Справа и слева, окутанные сизоватой дымкой, безвольно обвисали плоские лапы, змеились по присыпанной хвоей земле белесоватые корни. Горячий воздух струился, сушил глотку. Он был пропитан смолой и дымом.

Я вошел в твое узкое место и я стал узким местом твоим…

Сергей бесшумно отступил в тень.

К встрече с Морицом он еще не был готов.

Он собирался идти за Морицом долго, может, до самой реки (так надежнее), или хотя бы до избенки, поставленной на излучине, а даст Бог, и до самой заимки, но собирался идти в отдалении, не показываясь ему на глаза.

Когда я звал тебя больною черепахой…

Мориц остановился под огромной елью, бесчисленные серые сучья которой (и мощные, толщиной в руку, и слабенькие, бледные, как картофельные ростки), по наклонной снисходили вниз, окружая своеобразной юбкой мощный, шершавый, покрытый желтыми потеками смолы хмурый ствол – практически до самой земли.

Мориц остановился.

Он развел короткие руки на уровне груди, как будто хотел обнять ель, но наткнулся на колючие иглы и отдернул руки. Слова Морица доносились до Сергея очень глухо, к тому же с юго-запада вновь несло удушливой гарью. А где-то впереди, перекрывая испуганный рев непривычно сухого леса, послышался рокот невидимого вертолета.

Может, пожарные, с надеждой подумал Сергей.

Впрочем, кто пошлет сюда пожарных? Аман Тулеев? Откуда у кузбасского губернатора деньги на борьбу с лесными пожарами? Его шахтеры перекрывают Транссиб и стучат касками в Москве на Горбатом мосту. У его шахтеров сейчас такое настроение, что гори все пропадом. А чем пожарники лучше?

Сергей обернулся.

Бетонная стена, украшенная цветными рисунками, давно растворилась в сизой дымке, исчезла за сухими стволами. Никто не увязался за Морицом и Сергеем. Похоже, в Новых Гармошках не интересовались людьми, уходящими в лес. Обитателей Новых Гармошек сейчас интересовал только таежный пожар, накатывающийся на периметр. Если ветер не переменится, машинально отметил Сергей, волну огня и дыма вынесет как раз на Новые Гармошки. От жгучих искр и взлетающих в небо смолистых факелов ничто не спасет. Вертолет, кстати, тоже может принадлежать Новым Гармошкам, подумал Сергей. Кто-то на нем облетывает окрестности, оценивая силу приближающегося огня. Так что, мы, кажется, действительно никому не нужны – ни я, ни немец. Даже у Анта сейчас есть гораздо более важные дела, чем гоняться за спячеными. Так что, следует торопиться, чтобы побыстрее выйти на заимку и увести оттуда людей – от Анта, и от пожара. Если, конечно, их уже не увели.

Думать так было трудно.

Еще труднее было думать о Суворове.

Ты слишком близко подошел к своему большому рулю…

Неужели Валентин прав? Неужели Философ действительно так изменился?

Он покачал головой. Почему нет? Даже в самых открытых людях таится нечто такое, о чем никто, кроме них самих, не знает. Это как тень, мрачно подумал Сергей, незаметно бредя за Морицом. Как можно рассмотреть тень в тех однообразных серых денечках, какими наполнена привычная будничная жизнь? Ведь сильные потрясения, настоящие, неожиданные, открывающие давно знакомых людей в новом свете, в будничной жизни случаются гораздо реже, чем принято думать.

Я вошел в твое узкое место…

Мориц выпрямился и, опустив голову, ступая нерешительно, но не оглядываясь, снова углубился в сумрачный, как бы затаившийся ельник. Наверное, он идет к реке, решил Сергей.

И увидел правее тропинки мертвую ель.

Настоящая лестница уродов, поразился он.

Высохшая, мертвая, в клочьях седых лишайников, нелепо и часто обвисающих с торчащих во все стороны голых сучьев. Такая же равнодушная, как немец, идущий мимо. Длинные волосы немца свалялись, тоже в некотором смысле лишайники. Может, мне уже и не надо идти за ним? Река где-то рядом. А немец сгорблен, как старое дерево. Может, он теперь будет останавливаться перед каждой елью, чтобы бормотать свои стихи?…

В общем, так и получилось.

Меня повстречали Оля и Ляля заверещали они о-ля-ля… Почему-то Мориц видел только Олю. Длинную прохладную Олю. Не Лялю, и не кого-то другого, даже не прохладную девушку Зейнеш, а именно Олю. Еще точнее, он видел перед собой призрак Оли – призрачный, подрагивающий, как раскаленный воздух. Меня не чая встретить гуляли они скучая и тихо скуля…