Гуннар Столесен - Спутники смерти

— Кого еще черт принес?

Эльза приветливо улыбнулась и сказала:

— Вы Метте Ольсен?

Женщина окинула нас пустым взглядом. Она была очень худа и горбилась, будто у нее сильно болел живот. С трудом можно было догадаться, что она блондинка: настолько грязны были ее спутавшиеся волосы. На ней были джинсы, которые как минимум месяц не знали стирки, и растянутая футболка. Губы опухли и растрескались, а под тонкой футболкой проступала маленькая, почти детская грудь — как две крошечные булочки.

— Мы из охраны детства, — сказала Эльза. — Можно войти?

Глаза женщины на секунду вспыхнули гневом, но потом она нехотя посторонилась и придержала дверь, пропуская нас внутрь.

Запах, который ударил нам в нос, едва мы переступили порог маленькой темной прихожей, представлял собой насыщенную смесь «ароматов» кисловатого сигаретного дыма, накопившегося мусора и перегара. А еще — и как ни страшно, но потом за годы работы в охране детства я к этому привык — пахло неухоженным маленьким ребенком.

Не дожидаясь приглашения, мы пошли на грохот музыки и оказались в комнате, где на полной громкости ревел кассетник. Исполнителей узнать было невозможно — какой-то тяжелый рок, от которого содрогались стены. Эльза решительно подошла к магнитофону и нажала на «стоп».

Тишина буквально оглушила нас. Метте Ольсен притащилась в комнату вслед за нами. Руки ее тряслись, взгляд был пустым и стеклянным. Объяснение нашлось легко: на обшарпанном столе и на полу вокруг него стояло множество пустых бутылок — в основном пивных, но были и из-под вина, водки, а также узнаваемые пластиковые фляги дешевого пойла из местных лавчонок. На маленьком комоде валялось в беспорядке несколько пустых упаковок от таблеток, как после последней отчаянной попытки хоть что-то в них найти.

— А где ваш мальчик? — спросила Эльза.

Метте Ольсен беспомощно огляделась по сторонам, прежде чем кивнуть на полуоткрытую дверь в другом конце комнаты. Мгновение мы стояли, прислушиваясь, но оттуда не доносилось ни звука. Мы медленно двинулись туда, впереди Эльза, за ней я, и осторожно заглянули внутрь.

Неубранная широкая кровать занимала почти всю стену. Деревянная сушка для белья стояла в углу, увешанная шмотками. Белье, одежда валялись по всей комнате. Напротив постели находилась детская кроватка, и в ней сидел маленький мальчик, как мне показалось, лет двух с половиной — трех. Он был в покрытой пятнами майке, которая когда-то, видимо, была белой, и набухшей от влаги одноразовой пеленке, обвязанной поверх клеенчатым подгузником. Он почти не обратил на нас внимания, лишь взглянул пустыми апатичными глазами. Его влажный ротик был приоткрыт, а в ручонке он держал два кусочка хлеба, склеенных чем-то, напоминающим шоколадную пасту. Но хуже всего была тишина. Он не издавал ни звука.

Эльза сделала несколько шагов к ребенку и обернулась к Метте Ольсен, которая стояла в дверях позади нас, такая маленькая, что, казалось, не отбрасывала тени, зато с оскорбленным выражением лица.

— Это ваш ребенок? — спросила Эльза дрогнувшим голосом.

Метте Ольсен кивнула и сглотнула слюну.

— Как его зовут?

— Ян-малыш.

— Ян?

— Ян Элвис.

— Когда вы меняли ему пеленку?

Она уставилась на нас и развела руками:

— Вчера?… Я не помню.

Эльза глубоко вздохнула:

— Вы понимаете, что так не годится? Что мы должны что-то предпринять?

Молодая женщина грустно посмотрела на нас, но никак не отреагировала, словно она и не поняла, что ей только что сказали.

Эльза взглянула на меня:

— Классический пятый параграф. Мать — в вытрезвитель, ребенка — срочно к медикам.

Хлопнула входная дверь, и грубый голос ворвался в квартиру:

— Ме-е-е-е-етте! Ты тут?

Никто из нас не ответил, и через секунду мы услышали в соседней комнате громкие шаги и звук катящихся по полу пустых бутылок.

— Что за хрень?

Мы обернулись, Метте испуганно шагнула к нам.

— Черт, это еще что за собрание? Вы кто такие? Какого дьявола вам тут?…

Мужчина был крупный и выглядел угрожающе. Ближе к сорока, чем к тридцати годам, обе руки в татуировках. Он был одет в темную полосатую рубашку и светлые брюки. На лбу вздулась кровоточащая ссадина.

— Мы из службы охраны детства, — сказала Эльза ледяным тоном. — А вы, видимо, отец ребенка?

— А вот это не твое собачье дело, чертова кукла! — проревел он и шагнул в комнату.

Эльза не двинулась с места. Я прошел вперед и встал между ними. Тогда он повернулся ко мне.

Сжав кулаки и свирепо уставившись на меня, он рявкнул:

— Чего надо? В лобешник тебе засветить?

— Терье, — промямлила Метте Ольсен, — не надо…

— Какого хрена вас, чертовы куклы, тревожит, отец я парню или нет? У вас что тут, перепись населения?

Я развернул плечи, чтобы выглядеть посолиднее, и сказал:

— Нас направил к вам соцотдел…

— Да пошел он, ваш гребаный соцотдел! А ну убирайтесь отсюда оба!

Я посмотрел на Эльзу: все-таки она была старшим сотрудником. Она собрала волю в кулак и решительно произнесла:

— Ребенок находится в критической ситуации, господин… — Она взглянула на него вопросительно, но поскольку ответом ей было лишь фырканье, то продолжила: — Ему необходима срочная медицинская помощь, так что мы заберем его с собой. Ваша жена… Ей тоже, насколько я вижу, необходима помощь. Но если у вас есть какие-либо возражения, я прошу разговаривать с нами корректно, чтобы мы смогли спокойно все обсудить.

— Слушай, ты! — заорал он в ответ. — Ты сама-то поняла, что тут начавкала? А ну вали отсюда со своим мудозвоном! На старт, внимание, марш! А не то угощу тебя вот этим! Ясно? — И он замахнулся на нее кулачищем.

Увидев, что он вот-вот полезет в драку, я вмешался:

— Эй, храбрец… У меня, может, и не так много татуировок, как у тебя, но я достаточно лет оттрубил на флоте и кое-каким приемчикам обучен, так что прими это к сведению…

Он снова перевел на меня взгляд, уже менее уверенный, чем прежде: вероятно, сумел мгновенно оценить, на что я способен.

— Насколько я могу догадаться, — снова вмешалась Эльза, — мы говорим с господином Ольсеном?

— Никакой я вам не Ольсен! Она вон Ольсен. И не жена она мне. Хаммерстен меня зовут, пометь там себе. — И он угрожающе уставился на мой блокнот.

— Ну что ж, — подытожила Эльза, — поскольку добровольно ребенка вы не отдаете, придется нам вызвать полицию.

— Терье, — снова проныла Метте Ольсен, — не надо!

— Но сперва давайте-ка я поменяю ему пеленку, — сказала Эльза и посмотрела на Метте. — Где они у вас лежат?

— В ванной, — кивнула та.

— Пойду принесу.

С этими словами Эльза прошла мимо Терье Хаммерстена и вышла из комнаты. Мы остались втроем. Я чувствовал напряжение во всем теле и был готов к самому худшему. Вдруг он с силой выдохнул, разрубил кулаком воздух, повернулся и шагнул в коридор. Я немедленно двинулся за ним, боясь за Эльзу, но ничего не произошло. Она вернулась с пачкой пеленок, а сразу после этого входная дверь с грохотом захлопнулась.