Михаил Серегин - Палач в белом

– Вы напрасно иронизируете, – строго сказал Петковский. – Вам известно, чья она племянница?

– Откровенно говоря, неизвестно, – сознался я. – А это важно?

– В вашем случае – абсолютно! – непреклонно сказал старик.

– И чья же? – несколько легкомысленно произнес я.

– Бориса Иосифовича Штейнберга! – значительно сказал Петковский и посмотрел на меня, любуясь произведенным эффектом.

Собственно, любоваться особенно было нечем – новость не произвела на меня большого впечатления. Просто было немного странно, что у громовержца имеется такая красивая и аппетитная племянница с медовыми волосами и ореховыми глазами.

– М-да, любопытно, – промямлил я. – Но только что из этого следует?

– Непростительное заблуждение! – сказал Петковский. – У вас уже были неприятности – я наслышан. И еще будут, если вы не внесете некоторые коррективы в стиль своей работы.

– Коррективы? В стиль работы? – удивился я. – Первый раз слышу, что у меня есть стиль.

– А вот Борис Иосифович, боюсь, слышит, – мрачно объявил Петковский. – И не в первый раз! И боюсь, он его не одобряет, равно как и уважаемая Инна Васильевна!

– Вы меня окончательно заинтриговали, – недовольно сказал я. – Не вижу, чего такого крамольного может открыть в моей работе Инна Васильевна. Спасибо за предостережение, но думаю, вы преувеличиваете...

– Ну смотрите! – тоже не слишком любезно ответил старик. – Ваше легкомыслие может дорого вам обойтись. Но, может быть, в молодости так и должно быть?

И он ушел, ворча себе под нос.

Его туманные предостережения расстроили меня на некоторое время. Если в них была хотя бы доля правды – а она, несомненно, была, – меня мог ожидать новый вызов на ковер. А это уже явный перебор – для рядового врача я слишком зачастил в начальственный кабинет, такое добром не кончится.

Но долго размышлять на эту щекотливую тему я не собирался – впереди у меня была еще целая ночь. Пока же я решил переговорить с Хоменко.

Между тем наша смена начала жить в обычном рабочем ритме. Хоменко уже отправил на вызов надменную Екатерину Игнатьевну. Часов до одиннадцати ночи звонков на «Скорую» будет особенно много. Это правило касается и обычной «Скорой», и нас. В этот момент – перед отходом ко сну – народ особенно чутко прислушивается к собственному организму и выявляет множество недочетов. Затем самые стойкие засыпают и, как правило, держатся до утра. А часов с пяти болезни опять заявляют о себе – с новой силой.

Улучив момент, я проник в диспетчерскую и с решительным видом уселся напротив Хоменко.

– У тебя такой вид, – меланхолично заметил он, – будто ты только что кого-то зарезал.

– Дело у меня к тебе, – заявил я без предисловий. – На миллион долларов.

Начиная какой-нибудь важный деликатный разговор, я клянусь себе, что буду крайне дипломатичен и изворотлив. А потом ляпаю первое, что взбредет в голову.

– Сумма интересная, – откликнулся Хоменко. – Что ты хочешь – угнать реанимобиль? Списать суточный запас наркотиков? Уничтожить главный компьютер?

– Наоборот, – рубанул я сплеча. – Хочу попросить тебя заархивировать для меня всю информацию по вызовам за последние полгода. – И для пущей убедительности выложил на стол дискету.

Хоменко посмотрел спокойно на дискету, потом на меня и осведомился:

– Диссертацию решил писать?

Он подал прекрасную идею – и как я сам не додумался до этого! Я радостно закивал, надеясь, что теперь никаких вопросов ко мне не возникнет. Но я был чересчур наивен.

– Учитывая невысокую сложность задания и некоторую мою симпатию к тебе, – деловито заявил Хоменко, – эта услуга обойдется тебе в ноль-семь шотландского виски «Ройал салют»...

– Это же больше ста долларов! – вырвалось у меня невольно.

Хоменко посмотрел на меня немигающим взглядом.

– Кто-то начинал тут торг с миллиона, – веско заметил он. – Или мне показалось?

– Я слышал, «Белая лошадь» – тоже хорошее виски, – жалобно проговорил я, глядя на диспетчера умоляющими глазами.

– Вот ты его и выпьешь, – тонко улыбнулся Хоменко. – Когда твоя интрига увенчается успехом...

– Интрига? – удивился я. – Какая интрига?

Хоменко деликатно посмотрел на дверь.

– Ну ты же берешь эту информацию не просто так, верно? – замороженным голосом произнес он. – Кому-то ты надеешься вставить через нее фитиль в задницу? И я готов понять влиятельного человека. «Белой лошадью» тут не отделаешься. Тут, знаешь, как в рекламе кофе «Чибо», – мы собрали для вас все самое лучшее.

Первое время у меня попросту отнялся язык – настолько неожиданным оказалось заявление Хоменко. Пока я, как идиот, радовался дурацкой версии о диссертации, дотошный диспетчер раскусил меня, как орех. Он и в самом деле решил, что я под кого-то копаю в карьерных целях.

В каком-то смысле он был близок к истине, поэтому у меня не хватило духу разубеждать его. Судорожно прикидывая в уме свои капиталы, я поклялся, что необходимый «Ройал салют» будет в распоряжении диспетчера не далее как через три дня.

Удовлетворенный моей клятвой, Хоменко милостиво сгреб со стола дискету и обнадеживающе кивнул мне.

– Ночью скачаю, – небрежно пообещал он. – Когда выдастся свободное время. К утру будешь с компроматом. Надеюсь, ты не под меня копаешь? – со смешком добавил он. – Это был бы изящный ход!

Смущенно пробормотав что-то, я поспешно покинул диспетчерскую. Почему-то так происходит, что мне всегда приписывают какие-то дерзкие замыслы и коварные поползновения. Потом выясняется, что все это – плод воображения, но осадок на душе у людей все равно остается.

Исправить я ничего не мог и поэтому пошел в комнату отдыха, где коллеги по неписаной традиции пялились на экран телевизора. Я уселся подальше от всех – в углу – и принялся наблюдать за своей напарницей Инной Васильевной.

Она сидела – юная, изящная, преисполненная достоинства и, как обычно, серьезная – и с этой же непрошибаемой серьезностью отслеживала по телевизору перипетии очередного сериала. Теперь, после намеков Петковского, эта неулыбчивая девушка приобрела в моих глазах некий зловещий ореол. Но, как я ни ломал голову, а постичь суть ее неведомых претензий к моей работе так и не смог.

Наконец Хоменко отправил нас на вызов. И только тут до меня дошло, что наших верных санитаров – Вадика и Славика – нигде не видно. Едва я открыл рот, чтобы выразить недоумение по этому поводу, как моя прекрасная напарница снисходительно объяснила, что Вадик и Славик сдали сессию, закончили практику и отправились на каникулы.

– Но ведь это означает, что носилки ложатся тяжким бременем на нас с вами! – воскликнул я.

Инна смерила меня холодным изучающим взглядом.

– Я не привыкла увиливать от работы! – заявила она гордо. – Какая бы она ни была!