Людвиг Гибельгаус - В небе великой империи

— А чего мне тебя стесняться — улыбнулся Моргунов — ты же мне сам сейчас рассказал, как вместо Лубянки в Африку поехал. Так что если меня по твоей милости отсюда на эту самую Лубянку вышлют, то и ты там скоро приземлишься. И тебе хана, и твоей карьере. Так что давай не будем думать, как нам друг другу подгадить, а лучше о том, как вместе в люди выбиться. Тебе небось тоже не хочется ходить в помощниках атташе или кого там ещё.

Василий Петрович наслаждался моментом. Нить судьбы он снова держал в своей руке и чувствовал, как живительная волна возбуждения переполняет его. В торге с Роговым он сумел обезопасить свои позиции и фактически не сомневался, что ему удастся побудить того выполнить свою часть работы.

— Ты, Иван, не забивай себе голову. Конкретного плана у меня ещё нет, но в любом случае твоя забота одна — найти надежного покупателя. А проблему охраны мы будем решать с другого конца. Штурмовать дворец в масках и с пулеметами я не собираюсь, не мой стиль, не бандиты же мы с тобой какие-нибудь — он успокаивающе улыбнулся Рогову — Подходить к делу будем иначе. Подготовиться, чтобы взять сегодняшнюю выставку мы всё-равно не успеем, а в одну из последующих нам нужно будет поставить её организаторам такие условия, чтобы они сами отдали полотна и позаботились о том, чтобы шума было поменьше.

— И что же это за условия такие? — рассмеялся Иван и потянулся к бутылке.

— Безвыходные условия — подчеркнул Моргунов, пододвигая рюмку — а какие — об этом мы с тобой должны подумать вместе.

— В общем, ты предлагаешь шантаж… — Рогов задумчиво покрутил в руке столовый нож и вдруг, улыбаясь, резко откинулся к спинке стула — Слушай! Ну вот чего это я, честный и законопослушный в последнее время гражданин, рассиживаю тут с тобой, беглым жуликом, и обсуждаю какие-то совершенно невероятные вещи, крупномасштабный шантаж! Бред чистейший!

На столь нелестное определение Моргунов не обиделся. Чувством юмора он и сам обладал, тем паче ценил его в других. К тому же Василий Петрович прекрасно понимал, что Рогов никогда не откажется участвовать в деле, если ему только предложат внушающий доверие план. Рогов старался выудить сейчас побольше информации, а в душе он уже решился, это выдавали лихорадочно поблескивающие, и не только от выпитого, глаза Ивана…

— Вкратце я думаю вот что — Моргунов понизил тон и наклонился поближе к столу — Ты находишь в своей Африке покупателя и изыскиваешь нам убежище там на первое время. Во время одной из следующих выставок мы ставим перед организаторами, то есть перед Москвой, условия, которые они не могут не выполнить. Пригрозить мы должны чем-то очень серьезным, чтобы полотна отдали без разговоров и не организовывали преследования и слежки. Переговоры я буду вести сам, не бойся, о тебе вообще никто не узнает. А когда заберем картины, то вскочем на подготовленный мини-джет и рванем в твою Африку. Всё должно быть быстро и неожиданно, пока они тут разберутся и разработают адекватные меры, мы будем далеко — Моргунов не заметил, что его речь стала всё более быстрой и хриплой, щеки горели. Только перехватив ошарашенный взгляд Рогова, он несколько спохватился.

— В общем, так — Василий Петрович подался назад и вытер взопревший лоб салфеткой — с тебя покупатель, встреча в Африке, убежище и самолет. Я буду вести переговоры и заберу картины. Постараемся других людей в дело не вовлекать или уж обойтись самым минимумом. Ну и главное наконец — он опять успокаивающе улыбнулся Рогову — ценность полотен должна быть таковой, чтобы все наши проблемы решить до конца жизни.

Рогов, казалось, молчал целую вечность. Моргунов взглянул на него с некоторой обеспокоенностью, опасаясь, уж не ошибся ли он в своих выводах, но наконец тот подал голос.

— Оригинально — Иван задумчиво созерцал лепной потолок в ресторане — действительно оригинально… Ты считаешь, что сумеешь поставить такие условия, что они — он неопределенно мотнул головой — выполнят все твои требования? Ты ведь отдаешь себе отчет, что если просто пригрозишь им взорвать выставку, то ничего не добьешься. Только через полчаса тебя будет искать вся испанская полиция. Да и сопровождающие выставку ничего не решают, уж поверь мне, я знаю эту кухню. Условия должны быть такими, чтобы вопрос решался в Москве, в правительстве, в ФСБ. Только они могут принять соответствующее решение и обеспечить секретность. А шантаж должен быть долгодействующим, дабы нам скрыться… Ты учел всё это?! Ты в состоянии соблюсти все эти и ещё тысячи других условий?!

— Знаю не хуже тебя — Моргунов опять разлил водку — сколько уже об этом думаю. И, честно говоря, окончательное решение мне ещё не известно. Одно могу тебе сказать, идея сама по себе хороша. Поставить их в безвыходные, ещё раз тебе говорю, в по-настоящему безвыходные условия. Чтобы никто и слова поперек сказать не осмелился, чтобы от начала и до конца игру определяли мы и только мы — Моргунов скрипнул зубами — вот так.

— Да что же это может быть — Рогов недоуменно развел руки — атомную электростанцию взорвать хочешь? Или нашего родного президента похитить?

— Не знаю ещё — Моргунов вздохнул — к тому же не уверен, что наш президент представляет такую уж ценность.

Рогов рассмеялся. В принципе он ничего не имел против предложения партнера, просто очень мало верил в реальность его воплощения. Говорил и выглядел Моргунов серьезно, ничего не скажешь. Но рассудив здраво, всё это бред, какие такие условия он может выставить, что в его власти, сам в бегах и небось от каждого шороха вздрагивает… Оглушенного предложением Моргунова и выпитой водкой Ивана не покидало ощущение некоей нереальности происходящего.

— И вообще… Угрозы угрозами, но если кто-нибудь погибнет, имей ввиду, я этого не хочу! Остаток дней за решеткой провести? Нет, спасибо!

— Погибнуть никто не должен, я сам этого не допускаю. Всё должно быть чисто, идеальное преступление, если хочешь. Моргунов не лукавил, жертвы были действительно крайне нежелательны, в первую очередь потому, что в этом случае много труднее замять дело, а конфиденциальность была важнейшим условием. Ему вовсе не улыбалось всю жизнь и по всему миру скрываться от полиции…

— Ну в общем ты понял, что я имею ввиду. Я не уголовник и в тюрьму не пойду, поэтому за дело будем браться только в том случае, если абсолютно точно всё надежно. Ты когда собираешься уезжать?

— Послезавтра — ответил пришедший в себя Рогов.

— Прекрасно. Завтра хоть эту выставку наконец посмотрим — Моргунов расхохотался — а потом присматривай покупателя. План я тебе представлю — картинка, пальчики оближешь!

План у Моргунова появился недели через две. Это время было наполнено мучительными раздумьями, обработкой различных вариантов и размышлениями. Василий Петрович необычно много курил, и ночами, будучи не в состоянии уснуть, мерил шагами свою квартирку. Он был настолько погружен в свои мысли, что его уже мало волновало, работает ли Рогов над своей частью операции или нет. Иван действительно уехал на следующий день, после того как они вместе часа четыре бродили по выставочным залам и Рогов шепотом называл ему ориентировочную стоимость картин, отчего у Василия Петровича по спине пробегали невольные мурашки. С момента своего отъезда Рогов не звонил, но Моргунов точно знал, что он сам исполнит тот план, что с каждым днем всё более отчетливо складывался у него в мозгу. С Роговым или без, раньше или позже. Ещё через неделю, поздно вечером, Рогов позвонил. Поговорив минут пять на малозначительные темы, он откашлялся и осторожно сказал: