Виталий Гладкий - Сплетающие сеть

В деревню мы возвратились под вечер. Никто нас больше не останавливал, но знакомая дорога показалась мне враждебной и чужой – будто мы ехали в сказочном заколдованном лесу.

Даже на обычно невозмутимого Зосиму езда произвела тяжелое впечатление. Он нервно крутил головой, стараясь высмотреть неведомую опасность, а также по делу и без стегал горемычную Машку кнутом.

Кобыла поначалу пыталась протестовать, – фыркала и взбрыкивала – но затем, удивленная странным поведением хозяина, смирилась со своей участью, и даже по ровным участкам дороги трюхала, понуро опустив голову.

Дома я как был в джинсах, так и рухнул на постель, словно мысли, обуревавшие мою бедную голову всю дорогу, наконец, приобрели вес и свалили меня с ног. Из желаний осталось только одно: выпить чашку чая и завалиться спать. Но чай еще нужно было приготовить, а на это у меня не было ни сил, ни желания.

Я боролся с моральной усталостью и ленью не менее получаса. Но подняла меня с постели не жажда, а мысль, прорезавшая сумрак в голове яркой молнией: а что там творится в тайнике?

Где-то в глубине души, вопреки здравому рассудку, я верил, что Каролина вернется. Так мне подсказывал внутренний голос.

Но в то же время он настойчиво твердил: "Забудь ее, осел! Это ходячий сундук Пандоры, содержащий в себе все мыслимые и немыслимые несчастья. Радуйся, что она смылась. Или хочешь попробовать, как смотрится на твоей шее хомут?".

Ах, если бы кто-нибудь прислушивался к этому самому внутреннему голосу, исполняющего роль вещуна и советчика! Здравый смысл давно почил вечным сном, и люди большей частью совершают поступки, не совместимые с мудростью.

Как оказалось, я не был исключением из правила…

Внутренний голос оказался прав. Когда я сдвинул стенку тайника, меня встретил по-детски наивный, а потому насквозь фальшивый, взгляд Каролины. Она сидела на кушетке и грызла печенье, зачерствевшее до каменной твердости.

– Изверг! – всплеснула она руками полушутя, полусерьезно. – Ты надумал уморить меня голодом!?

Я молча смотрел на нее и лишь огромным усилием воли сдерживал неистовый порыв надавать ей по физиономии. Вот зараза! Она еще и ерничает.

– Ты где была!? – резко спросил я с налету.

– Ой-ой, мы уже ревнуем?

– Не прикидывайся дурочкой! Положение гораздо серьезней, чем тебе кажется.

– Неужели? – Она все еще пребывала в приподнятом настроении (с чего бы?), но в ее глазах уже заплескалась тревога.

– Ты что, где-то приложилась?

– А ты мне наливал!? – окрысилась она ни с того, ни с сего.

– Слушай, киска, наше совместное добровольно-принудительное существование начинает напоминать известный анекдот.

– Я не киска! – Она швырнула печенье на пол; хорошо, что не в меня – это уже прогресс. – Какой анекдот? – помолчав, спросила она будто вскользь; все-таки женское начало возобладало над упрямством, благоприобретенным по причине плохого воспитания.

– Как-нибудь потом. А сейчас изволь отвечать на мой вопрос. Если забыла, о чем я спрашивал, повторюсь: ты где болталась, милочка, ночь напролет? И не вздумай переть буром! Иначе немедленно выставлю тебя за порог.

Она посмотрела на меня пристальным взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Но, натолкнувшись на мою закаменевшую физиономию, судорожно сглотнула, – наверное, проглотила целый залп ругательств, вертевшихся на кончике языка, – и сказала внезапно охрипшим голосом:

– Я забирала свои вещи.

– У стариков Коськиных?

– А у кого еще?

– До чего не люблю лживых людей! Меня от них просто тошнит.

– Ты не смеешь меня оскорблять, я не лгу!

– Майор из угрозыска довел до моего сведения, что в твоей комнате, кроме грязного белья, ничего не было.

– Я разве сказала, что заходила в избу?

– Нет. Ты хочешь меня убедить, что твои вещи хранились в хлеву?

– Остряк-самоучка… – Она независимо фыркнула. – Может и в хлеву. Тебе какое дело?

– Тут ты права. Но меня гораздо больше интересует другое: что же ты, дурочка, суешь свою глупую голову в пасть льва, не проверив, живой он или чучело? Помолчи! Я сыт по горло твоими выступлениями. За избой следят, притом профессионалы. Круглосуточно. И я совсем не уверен, что через час-другой сюда не нагрянет бригада бойцов во главе с Ильханом… или как там кличут твое пугало. Дошло до желудка, мадмуазель жираф? Теперь можешь переваривать.

До нее и впрямь дошло. Лицо ее мгновенно стало белым как мел.

– Но я… я была очень осторожна! – воскликнула она с отчаянием.

– Дитя природы… – сказал я насмешливо. – Когда работают профи, муха не пролетит, чтобы они ее не заметили.

– Господи, что теперь делать, что делать!? – С этими словами она вскочила и заметалась по своему узилищу.

– Ждать, – коротко ответил я, и занял ее место. – Успокойся и садись рядом. Помаракуем маленько, как нам жить дальше. Сядь, не мельтеши! Сделанного не воротишь.

Каролина покорно подчинилась.

– А теперь расскажи, как все происходило. В деталях.

Она коротко вздохнула и начала:

– Я вышла наружу, когда начало темнеть. Сначала пробиралась ползком – ну, ты знаешь, там кусты поначалу невысокие… Затем встала на ноги – позади огородов. И пошла, прячась за деревьями. Рюкзак был на чердаке сарая. Взяла его… и вернулась.

Девушка быстро взглянула на меня и опустила голову. Что-то она недоговаривает, подумал я с подозрением.

Темнит, точно темнит. Вот чертовка!

– Может, все и обойдется… – сказал я задумчиво. – Ты все делала правильно. По идее.

– Правда? – обрадовалась Каролина.

– Видишь ли, в то самое время, когда ты отправилась в свое "путешествие", я удил рыбу на косе. Это довольно далеко от избы. Так как наблюдали за мной, – ведь никто пока не знает, что ты прячешься в погребе – то естественно предположить, что топтуны оставили избу без присмотра.

– Ах, если бы все это было именно так!

– Скорее всего, я прав. Дело в том, что усиленное наблюдение обычно ведется группами по четыре человека: двое бодрствуют, двое отдыхают. Так сказать, до особого. Отдыхают, значит спят. Поэтому бодрствующие наружники торчали где-то вблизи косы.

– А откуда тебе известно, как работает наружное наблюдение? – спросила она, глядя на меня сузившимися глазами.

– Книги нужно читать, дорогая.

– Какие мы умные…

– Да уж… Но про то ладно. Есть еще один серьезный нюанс… – Я пытливо заглянул ей в глаза.

– Ты о чем? – Каролина мастерски изобразила повышенное внимание, замешанное на туповатой наивности.

– Все о том же. Я хочу точно знать, когда и как ты возвратилась обратно. Только не фантазируй! Это очень важно.

Девушка густо покраснела и сразу стала беспомощной и на удивление симпатичной. Если бы деловые, практичные женщины знали, какими красивыми и привлекательными они становятся, когда (пусть ненадолго) с них слетает чешуйчатая броня эмансипации… Увы, обычно в такие моменты поблизости нет ни одного зеркала.