Виталий Гладкий - Жизнь взаймы

Вспомнилось…

В ту ночь он долго не мог отойти ко сну. Беспокойство змеей вползло в душу еще с вечера, а ближе к полуночи начали болеть рубцы на лице.

Решив, что уснуть, считая слоников, не удастся, он вышел из своего жилища и сел у входа на плоский камень. Впрочем, "вышел" – это чересчур громко сказано. Скорее, выполз, так как жил в неком подобии шалаша.

Жилище для мотодромовского "старателя" было жизненно важной необходимостью. Это Паленый понял сразу, как только немного оклемался.

Он соорудил его спустя две недели после своего появления на Мотодроме совсем уж далеко от центральной части свалки. Даже сторожка, в которой обретался Есесеич, находилась ближе к КПП Тюнькина, нежели нескладное примитивное сооружение, над которым Паленый трудился три дня.

Шалаш представлял собой проржавевший местами насквозь железный кузов (с дверями!) от грузовой модели "москвича", в обиходе названной "пирожком". Как он попал на свалку, и почему его не свезли в металлолом, про то история умалчивала.

Паленый откопал кузов из-под груды строительного мусора, установил его на доски, а затем забросал сверху и с боков соломой, ветками, картоном, обрывками толя и прикрыл эту большую кучу полиэтиленовой пленкой.

В итоге получилась вполне приличная собачья будка для крупного волкодава, которую можно было заметить, только наткнувшись на нее. Но бездомному бомжу и такая конура, что нормальному человеку хорошая гостиница.

К сожалению, в этом жилище нельзя было поставить печку – негде, и Паленый первое время замерзал, пока в голове у него немного не прояснилось, и он стал кое-что соображать. Вот тогда Паленый и придумал свое "ноу-хау".

С вечера он разжигал костер перед входом в свою обитель и клал туда гранитные булыжники. Когда они накалялись едва не докрасна, Паленый наполнял ими железный инструментальный ящик, приваренный ко дну кузова, и закрывал его крышкой.

Закутавшись с головой в рваное ватное одеяло и ощущая тепло от долгоиграющей "грелки", он торопился быстрее уснуть. К рассвету, конечно, камни остывали, и когда приходили зимние, морозные ночи, утром у него зуб на зуб не попадал.

Но это уже были мелочи, так как он успевал хорошо выспаться. Разжечь костер было делом нескольких минут, и спустя полчаса после пробуждения Паленый наслаждался горячим чаем и видом оранжевых языков пламени, которые будили в нем какие-то странные воспоминания – словно он видел обрывки цветных кинофильмов…

Усевшись на камень, Паленый задумчиво посмотрел на тонкий лунный серп, качающийся над горизонтом, словно челнок на тихой волне, и закурил "Приму". Вообще-то ему больше нравились сигареты "Мальборо" и "Винстон", но они стоили дорого, поэтому Паленый покупал на рынке у частных торговцев что подешевле.

Неожиданно в отдалении блеснул свет фар легковой автомашины, которая осторожно пробиралась по самому краю свалку. Похоже, это была дорогая импортная тачка, потому что звук мотора был почти не слышен.

Паленый удивился и насторожился.

Уже перевалило заполночь, и свалка уснула, тяжело дыша миазмами гнилостных испарений. Спали бомжи, уехал домой Тюнькин, который задержался допоздна, подбивая месячный баланс своей трудовой деятельности, и только псы шебаршились в куче мусора, привезенной последним мусоровозом.

С какой стати кому-то понадобилось приезжать на свалку в ночное время? Притом машина шла по старой, заброшенной дороге, которой уже давно не пользовались.

Напрягая зрение, Паленый всматривался в темноту, пытаясь понять, что делают пассажиры автомашины. Она остановилась, и в свете подфарников замельтешили крупные мужские фигуры. Они как будто что-то искали.

Затем, спустя какое-то время, машина развернулась, и вскоре красные огоньки ее стопсигналов спрятались за холмами мусора.

Приметив место, где стоял автомобиль, Паленый выкурил еще одну сигарету, а потом заполз в свою конуру и забылся тревожным сном, который был очень короток – до первых проблесков зари.

Он проснулся мгновенно, словно его укололи шилом, с уже сформировавшимся решением. Выбравшись наружу, Паленый уверенно пошагал к старой дороге – напрямик. Когда из-за горизонта показалось солнце, он уже нашел, где точно останавливался автомобиль, и сосредоточенно разгребал малозаметный холмик рядом с дорогой.

Паленый не ошибся в своих предположениях – приезжавшие ночью люди в этом месте чтото закопали. Притом довольно глубоко. Он стал весь мокрым от пота, пока добрался до длинного пакета из прочного черного полиэтилена.

Что находится в пакете, Паленый понял сразу. Какое-то время он колебался, – может, лучше забросать яму мусором и оставить все как есть? – но затем любопытство взяло верх, и Паленый вытащил свою находку из ямы.

Пакет был на "молнии" и предназначался для транспортировки покойников. Открыв его, Паленый увидел молодого мужчину в дорогом костюме и при галстуке.

Он был убит двумя выстрелами: одним в грудь и вторым, контрольным, – в голову. Лицо его было сплошь в синяках и ссадинах; похоже, перед смертью мужчину сильно избили.

Обшарив карманы, Паленый разочарованно вздохнул – пусто. Если, конечно, не считать паспорта в кожаной обложке и маленького блокнота с отрывными страницами, предназначенного для записей. К блокноту была прикреплена миниатюрная шариковая авторучка. "Удобно…" – механически подумал Паленый.

Увы, если у покойника и были деньги, то о них позаботились убийцы…

Небрежно повертев паспорт в руках, Паленый уже хотел положить документ обратно, в карман пиджака мертвеца, однако какая-то сила, вопреки здравому смыслу, заставила его открыть корочки и посмотреть на фамилию, прописанную каллиграфическим почерком – Князев Александр Игнатьевич.

Пролистав паспорт до конца, Паленый обнаружил пять моментальных фотографий, которые покойник засунул под обложку. На них был изображен сам Князев в разных ракурсах и красивая девушка. Судя по пейзажам, снимки были сделаны на заграничном курорте.

Паленый встал перед весьма серьезной дилеммой: заявить о найденном покойнике в милицию или зарыть яму и напрочь выбросить из головы то, что он знал и видел?

После недолгих раздумий он кивнул головой, соглашаясь с разумными доводами своего невидимого оппонента, сидевшего внутри, и быстро все вернул на круги своя. Насыпав могильный холмик, Паленый неторопливо потопал к своей будке.

Паленый не был дураком. У него не возникало никаких иллюзии по поводу событий, которые должны были развернуться после заявления о находке трупа. Даже если менты и не повесят на него убийство Князева (а это бабка надвое гадала, то ли будет, то ли нет), ему все равно несдобровать.