Павел Орлов - Главное доказательство

О действительной же причине госпитализации Марины не знал никто, даже родители. И даже Юрий Богомолов. Последний тоже вызывал у нас определенные опасения, но, если еще и его в отпуск отправить, то тогда мы точно клиента спугнем. Оставалось надеяться, что у парня хватит ума вести себя подобающим образом. Да и знает он, если разобраться, не так уж и много. Во всяком случае, истинная причина «обморока» Михайловской для него тоже осталась тайной. А то обстоятельство, что положили ее в столь специфическое учреждение, наводило на мысль, что не так уж был неправ Платонов со своими шуточками. Наша сотрудница, на всякий случай приглядывавшая за Мариной в клинике, сообщала, что Юрий ежедневно привозит своей возлюбленной фрукты и обожаемый ею зефир в шоколаде.

Что касается главного героя, то за ним уже установлено круглосуточное наблюдение, причем по полной программе, включая телефонную и компьютерную связь. В разговоре с Платоновым я не соврал – мы пока не знаем, что даст нам это наблюдение. Это редко когда можно предвидеть заранее. Скажем так: оно даст нам пищу для размышлений.

Я еще не знал, что эту самую пищу для размышлений мне даст не «наружка».

Алло. Павел, это вы? Примерно так же начиналась вся эта история. Но тогда я Людмилиного звонка не ждал, а сейчас как раз наоборот – думал именно об Оле. Еще дважды за эти дни звонил ей на мобильный телефон, но оба раза безрезультатно – она просто не брала трубку. Третью попытку я предпринимать не стал. Раз уж после первых двух она не перезвонила сама, то для этого есть причины. Муж, например.

– Я, Оленька! Вы хотите напомнить, что за мной долг?

– Какой долг?

– Цветы и конфеты.

– Нет, что вы. Простите, пожалуйста, что я вас беспокою, но Александр Петрович сейчас в отпуске, и мне просто не с кем посоветоваться. Куда надо обращаться, если человек пропал?

«В гастроном!» – чуть было вырвалось у меня. Странный вопрос. Ну, в самом деле: если человек заболел, то куда надо обращаться – в поликлинику или в обувной магазин? А если у вас дом горит, куда надо звонить: в пожарную службу или в справочную вокзалов? Неужели так сложно сообразить, что в случае пропажи человека надо идти в милицию. Не в баню же.

Но, раз такая проблема возникла – то какие могут быть шутки.

– Ну, для начала ко мне.

– Тогда я бы хотела встретиться, если вам удобно. Может, вы назначите место?

– Если вы у себя на работе, то я буду через час.

Пропал, как выяснилось из несколько сбивчивого рассказа Ольги, тот самый Виталий, который во время моего прошлого визита сопровождал меня – пардон! – в туалет. Собственно, о пропаже как таковой говорить преждевременно. Просто не вышел на работу и не отвечает на звонки. Уже несколько дней.

– А что по этому поводу говорит его начальство? Вы не спрашивали?

– Нет. Понимаете. Я и есть его начальство.

– И что – он у вас даже не отпросился?

– Можно считать, что нет.

– А дома у него вы были? – продолжаю интересоваться я, отметив про себя несколько непонятное «можно считать».

– Конечно, у меня же свои ключи… Простите, Павел, я вам не сказала… – Женщина опускает глаза. – Мы с Виталиком – близкие друзья. Он бы не стал скрывать от меня, если бы… что-то было не так. Я боюсь, не случилось ли с ним чего-нибудь.

– Что может с ним случиться? У вас есть какие-то основания переживать?

– Как же мне не переживать, если он исчез? Логично.

– Хорошо. Тогда выкладывайте мне и то, о чем не договариваете.

Женщина пытается изобразить недоумение, а потом снова отводит взгляд.

– Он. Написал записку.

– Ну вот, а вы говорите. Эта записка при вас?

– Да. То есть. Я бы не хотела ее кому-то показывать. Вы извините, Павел, я понимаю, что. Куда все-таки надо обращаться?

– Если вы хотите дать официальный ход, то надо подавать заявление по месту жительства пропавшего. Где он живет?

– На Васильевском.

– А прописан там же?

– Не знаю. Подождите, я же взяла у нас в отделе персонала его анкету. Вот, пожалуйста!

По большому счету, тут все ясно, и анкету Виталия Сорокина я пробегаю глазами исключительно из вежливости. И тут же забываю и про таинственную записку, и про исчезнувшего мужчину, и даже по Олю. Кто ж мог знать, что именно в этой анкете я найду недостающее звено ко всей цепочке?

И вот я звоню в квартиру человека, которого ищу уже давно. В квартиру человека, который убил Алексея Глебова.

И дверь открывается.

– Добрый вечер, господин частный сыщик!

Ни на лице, ни в голосе господина Бердника я не улавливаю ни малейших признаков удивления или настороженности. Такое впечатление, что он чуть ли не ожидал моего прихода и тщательно к нему готовился.

– Здравствуйте, Константин Михайлович! А вы уверены, что вечер – добрый?

– Странный вопрос. Пока не жаловался. А вы, как будто, собираетесь его мне испортить?

– Разве это возможно? Мужчина криво усмехается.

– Мы с вами разговариваем как два старых еврея в одесском трамвае. Одними вопросами. И среди них опять ни одного конкретного.

– Ну, если вы настаиваете… Вопрос у меня к вам вполне конкретный: за что вы убили Алексея Глебова?

Произнося эту фразу, я внутренне готовлюсь к неожиданным действиям хозяина квартиры. Он может запросто захлопнуть у меня перед носом дверь – на этот случай я слегка подпираю ее носком ботинка. Он может броситься на меня, поэтому я слегка расслабляю мышцы, чтобы вовремя среагировать. Он может выкинуть еще черт-те что, но.

Но ничего этого не происходит. Константин Михайлович лишь чуть наклоняет голову, изображая, наконец, легкое удивление, а затем медленно произносит:

– Однако.

– Вас удивляет моя бесцеремонность?

– Бросьте – это ведь ваша профессия. Что ж, если разговор получится интересным, то почему бы и не поговорить? Заходите. – Хозяин квартиры делает шаг назад, освобождая проход. – Только снимите обувь. Если хотите, можете взять в тумбочке тапки. Но можно и так, без них – у меня везде ковролин.

Я послушно стаскиваю ботинки, нахожу более-менее подходящие по размеру шлепанцы (терпеть не могу ходить по квартире босиком, даже по ковролину) и следую за хозяином в его рабочий кабинет.

Комната угловая, и два широких окна, расположенные на смежных стенах, дают много света и зрительно увеличивают ее объем, и без того немалый – дом-то старый. Письменный стол в кабинете массивный, двухтумбовый, и тоже старый. Вообще, здесь все в добром старом стиле: и книжный шкаф во всю стену, и два кожаных кресла в углу, и люстра, и настольная лампа. Знаете, были раньше в ведомстве Лаврентия Павловича такие настольные лампы с зеленым стеклянным абажуром? Столь же массивная и основательная, как и сам стол.