Виталий Гладкий - Убить зверя

– Заметано, – сказал после небольшого раздумья бывший опер. – Но и вы тоже никому ни пара с уст.

– Можешь не предупреждать… – С этими словами Клевахин взял на руки Елизавету и поднялся по ступеням на первый этаж. – Никита, мне нужна машина. Сейчас, – сказал он. – На сутки. Только без разных там фокусов в виде "жучков", радиомаяка и прочая. Тачка должна быть чистой и не "засвеченной". Через пару дней заяви в ГАИ, что ее угнали. Не волнуйся, – предупредил вопрос бывшего опера майор, – она будет в целости и сохранности. Я потом позвоню, где ее искать.

– Никаких проблем… – Балагула отдал соответствующие распоряжения. – Что делать с Джангировым?

– Меня это не касается. Хоть утопи его… что, возможно, будет лучшим выходом из ситуации. Только охранников не трогай. Дай им пинка под зад и чтобы они к утру находились в районе Северного полюса… или где там еще. И предупреди их насчет длинных языков.

– Это мы можем… – загадочно ухмыльнулся бывший опер.

– Все. Прощай, Никита. И забудь про Штымпа.

– Разве мы никогда больше не увидимся? – пытливо посмотрел на майора Балагула.

– Гора с горой, как говорится… Поживем – увидим. В общем, ты неплохой парень, Никита, но не забывай о превратностях жизни. Она если уж бьет, то чаще всего наповал. Бывай…

Клевахин уехал, увозя Елизавету. Поразмыслив, Балагула не удержался от соблазна и, вместе с материалами из сейфа, прихватил с собой и отупевшего Джангирова – чтобы внести некоторую ясность в его безудержный и временами бессвязный треп, записанный на пленку…

Распустив группу по домам и позаботившись об их и собственном алиби, бывший опер повез Джангирова на базу, где для подобных случаев находился замаскированный подземный каземат. Обычно в него сажали злостных неплательщиков долгов, после чего даже самые строптивые и ушлые превращались в покорных ягнят. Он почувствовал неладное, едва закрыл за собой ворота. Раньше на месте базы, расположенной на глухой городской окраине, располагались какие-то мастерские. От них остались гаражи, проржавевший насквозь металлический бокс и двухэтажная контора – бывший барский дом, к которому первые коммунары пристроили уродливый приземистый барак, звучно названный цехом. Он теперь пустовал, и от его выбитых окон веяло жутью, особенно в ночное время. База охранялась, и Балагула с облегчением увидел освещенные окна второго этажа, где за картами коротали время его парни.

Но едва он подогнал машину к одному из гаражей, откуда начинался ход к подземному каземату, как неприятный холодок снова начал гулять между лопатками. Балагулу, как и положено, встретил старший из охранников, предупрежденный по сотовому телефону, однако что-то в его поведении бывшему оперу очень не понравилось. Парень, обычно бойкий и живой, выглядел будто побитый пес. Весь во власти неожиданно вспыхнувшего подозрения, Балагула не стал его расспрашивать ни о чем, и, вместо того, чтобы определить Джангирова в тайник, решительно направился к зданию. Теперь все его чувства были обострены до предела, и бывший опер услышал тихий рокот мотора какой-то импортной машины, остановившейся неподалеку от базы. Пропустив охранника вперед, Балагула приготовил свой "магнум" к стрельбе, мысленно сожалея, что он не прислушался к совету Клевахина и не утопил Джангирова в первом попавшемся пруду.

Но теперь отступать было поздно, и Никита, всегда отличавшийся хладнокровием и бесстрашием, поднялся в дежурку, где, кроме второго охранника, сидели два типа с удивительно бесстрастными и невыразительными физиономиями.

– Кто это? – резко спросил Балагула у старшего охранника, кивком указав на неизвестных.

– Босс звонил… сказал, что свои… – пробубнил себе под нос охранник, стараясь не глядеть на Никиту. – Они только что прибыли…

Неужто Базуль что-то заподозрил? Балагула невольно вздрогнул, но тут же постарался успокоиться. Чему быть, того не миновать…

– Что вам тут нужно? – все так же требовательно задал он вопрос неизвестным, которые при появлении помощника "положенца" даже не дернулись – сидели, будто замороженные.

– Это мне нужно, – раздался за его спиной спокойный, лишенный каких бы то ни было эмоций, голос.

Мысленно обозвав себя ослом за потерю бдительности, Балагула резко повернулся, и, не выпуская с поля зрения подозрительную двоицу, впился взглядом в лицо человека в черных очках.

Он его уже знал. Правда, совсем с недавних пор – Базуль познакомил их вчера вечером. Пеха, так он представился. Ни фамилии, ни имени-отчества. "Положенец" угрюмо объяснил, что Пеха является его доверенным лицом и начальником контрразведки фирмы… или что-то в этом роде. Этим заявлением, сам того не подозревая, Базуль нанес Балагуле жесточайшее оскорбление. Как такое могло случиться, что он, правая рука "положенца", не знает о существовании какого-то особого отдела?! Значит, ему не доверяют? И если до этого бывший опер все-таки оставлял в своих планах теплое местечко и боссу, то теперь он поклялся, что сотрет Базуля в порошок. Ему было наплевать на его звание вора "в законе". И зона, и все, что с ней связано, вызывали в душе Балагулы резкое неприятие. Он принадлежал к поколению "новой волны", а потому, ни разу в жизни не попробовав тюремной баланды, ни в грош не ставил выпендреж старых законников, пропахших нафталином, с тупым упрямством требующих не выпрыгивать из наезженной колеи.

– Все прочь, – властно приказал Пеха, выразительно глядя на охранников и двух своих мордоворотов.

Они повиновались с поразительной быстротой и слаженностью. Да, этот человек умеет подчинять других, подумал Балагула.

– Сразу перейду к делу. – Пеха сел и пригласил к столу бывшего опера. – Об операции мне известно все. Я знаю, что в багажнике вашей машины находится Джангиров. Это необдуманный поступок. Но что случилось, то случилось. У меня есть к вам серьезный разговор… по поводу некоторых изменений в командном составе… – Он выразительно смотрел на Балагулу. – Но это позже. Сейчас недосуг. Вы мне должны передать все материалы, найденные в доме Джангирова. А также его самого. Встретимся завтра. Я вам позвоню, – он говорил отрывисто, словно выплевывая слова.

Балагула молчал. Он переваривал услышанное. И его взгляд постепенно становился свинцово-тяжелым и одновременно острым, как бритва.

Пеха ошибся. Возможно, впервые в жизни. Его подвела собственная самонадеянность и внешний облик бывшего опера; Никита не справлял на тех, кто был с ним мало знаком, впечатление умного и проницательного человека.

"Значит, этот очкастый хлыщ каким-то образом выведал о моих намерения…" – холодно и отрешенно подумал Балагула. Ну что же, к такому повороту событий он уже давно готов. Интересно, сколько у Пехи людей в здании и во дворе? "Зря я отпустил своих спецназовцев…" – с сожалением вздохнул Никита.