Виталий Гладкий - Убить зверя

За окном уже брезжил рассвет.

Где-то неподалеку бродила весна. Снеговой покров истончился до нескольких сантиметров, а местами представлял собой покрывающую крестьянский воз рваную цыганскую шаль, сквозь прорехи которой топорщилась подстилка из прелой соломы. Река еще спала, но кое-где уже образовались наледи, и солнце, с каждым днем поднимающееся все выше и выше, лакировало их тонкой пленкой оттаявшей воды. В лесу было удивительно тихо, будто деревья копили силы перед бурным финишным рывком в забеге на короткую дистанцию за новым зеленым нарядом. Все еще стылый воздух разносил по округе уже не колючие морозные иголки, а напоенные чем-то удивительно приятным молекулы-шарики, тающие во рту как самое первосортное мороженное.

Старик вместе с Копылиным спускался по обрывистому берегу к небольшой заводи. Там, у самой кромки льда, виднелось углубление, вымытое в плотной глине весенними паводками. Слесарь нес в сумке переносной автоген и еще какие-то инструменты, а Егор Павлович шел налегке, с карабином за спиной.

Грей очутился внизу раньше всех, и теперь с вожделением обнюхивал многочисленные заячьи следы, густо рассыпанные вдоль берега.

Подземный ход старик нашел совершенно случайно, когда исследовал окрестности лесного участка ЧагиряБазуля, намечая безопасные пути отхода, необходимые по завершению экзекуции боевых псов вора "в законе". Прямая, как стрела, неглубокая борозда подтаявшего снега выходила из-под забора, ограждающего территорию владений "положенца", и упиралась в ту самую речную заводь, куда теперь направлялись двое полуночников. Она очень заинтересовала старого охотника-следопыта. Ему приходилось сталкиваться с таким явлением еще в то время, когда он был Сатаной, истребителем беглых зэков.

Однажды заключенные спецзоны прорыли подземный ход и ушли в побег зимой, выбрав момент, когда начальство отправило старшего егеря заказника на какие-то курсы повышения квалификации. Их отчаянный замысел, как ни странно, удался. Охранники поймали лишь одного, настоящего чахоточного доходягу, который и бежал-то с одной мыслью – хоть перед смертью подышать воздухом свободы.

Возвратившись из своего не очень желанного вояжа, Егор Павлович первым делом осмотрел ход, настоящую лисью нору, и только подивился упорству и настойчивости беглецов, которые рыли его долгие месяцы заточенными железками и алюминиевыми мисками в полной темноте и почти без притока свежего воздуха. Вот тогда егерь и заметил, что подземный ход оставляет весьма заметный след на заснеженной поверхности – внутри норы температура всегда выше, чем в целике, а потому со временем пушистый снежный покров как бы усаживается, спрессовывается, обозначая достаточно заметной бороздой направление подкопа.

Подозрения Егора Павловича подтвердились, едва он начал исследовать промоину, оказавшуюся настоящей пещерой. В ее глухом конце он нашел железную дверь, замаскированную под цвет глины специальным рельефным покрытием. Заводь была углублена, и вода закрывала дверь почти на треть, замуровав ее льдом наглухо. Хорошо зная Чагиря, старик ни на йоту не усомнился в своих предположениях – пахан, всегда отличающийся предусмотрительностью, приготовил подземный ход на случай бегства. А значит за дверью должна находится моторка, чтобы в теплое время года можно было уйти по воде, переправившись на другой берег…

– Неплохо придумано, – с восхищением сказал Копылин, пнув дверь ногой. – Но мы тоже не лыком шиты.

Сейчас я ее разделаю, как Бог черепаху… – И он начал готовить автоген к работе.

Пока слесарь занимался дверью, старик углубился в свои мысли.

Копылин, после того, как "тряхнул стариной", ходил словно очумелый – сумма, которую слесарь унес из казино, ему никогда даже не снилась. Самое интересное, но он даже пить перестал. А вскоре рассчитался с работы и сутками сидел взаперти – чтобы не оставлять свою заначку без присмотра. Старику Копылин по секрету сказал, что сделал для денег хитрый тайник, а дверь поменял на железную с собственноручно изготовленными замками.

Половину добычи он насильно всучил Егору Павловичу, хотя тот и отказывался.

– Бери! – едва не плача уговаривал Копылин старика. – Иначе я всю оставшуюся жизнь буду чувствовать себя неблагодарным козлом. Ну хочешь я встану перед тобой на колени!?

В конце концов Егор Павлович сдался, но через несколько дней, поменяв у знакомых торговцев с Подковы "зеленые" на "деревянные", перечислил деньги, оставшись инкогнито, на счет влачащего жалкое существование городского детского дома. Для него все, имеющее отношение к Чагирю, пахло мерзостью и кровью…

Сборище воров "в законе", намечающееся в ресторане "Малибу", он вычислил по уже привычной схеме, которую с успехом опробовал на чулимихской "стрелке". Если до Чагиря, окопавшегося в своей лесной "крепости", ему было не достать, то Чингиз, на удивление старика, проявлял непозволительную беспечность и мотался по городу в любое время дня и ночи. Правда, его сопровождала усиленная охрана на двух машинах, но Егору Павловичу ничто не мешало наблюдать за ним издали. Так он заметил повышенный интерес Чингиза к весьма дорогому ресторану "Малибу" – главарь второй по величине городской мафиозной группировки нередко наезжал туда по несколько раз на день. С чего бы?

Приученный сызмальства к дотошности, старик постарался узнать у своих приятелей с Подковы, что собой представляет это дорогое заведение, куда пускали только по заблаговременным заказам и весьма выборочно. По крайней мере Егор Павлович так и не смог пообедать в "Малибу", чтобы, как в случае с казино, разведать обстановку изнутри; его вытурили из вестибюля ресторана едва не взашей, несмотря на преклонные годы и респектабельный вид.

Помощь пришла с неожиданной стороны. Грачиха, которая знала все и вся, выложила ему про "Малибу" столько сведений, что их хватило бы на целое уголовное дело, заинтересуйся болтовней гром-бабы соответствующие органы. Оказалось, что в кухне ресторана работает ее свояченица – наверное, не менее болтливая, чем сама Грачиха. Она-то и доложила товарке о предстоящем большом сабантуе. Хотя свояченица и не знала, в честь кого или чего в "Малибу" наводят блеск и предпринимаются повышенные меры безопасности, но столь необычные приготовления дали ей весьма обильную пищу для разговоров с любопытной родственницей, которую хлебом не корми, а дай потрепаться.

Старик понял – готовится что-то и впрямь необычное. И вовсе не похожее на праздник типа дня рождения, пусть даже и какой-нибудь мафиозной шишки.

Он знал, что с его подачи обстановка в городе накалялась с каждым днем все сильней и сильней. И радовался этому как малое дите. Пусть убивают друг друга, пусть взрывают магазины и киоски, купленные и построенные на неправедные деньги – пусть! Разве это грех – помочь людям очиститься от скверны, мешающей не только жить, но и свободно дышать?