Чингиз Абдуллаев - Исповедь Сатурна

— Ничего. Вам, наверное, уже доложили, что мы, все трое, вернулись домой. Думаю, что ваши люди имеют приборы ночного видения и могут удостовериться, что мы все вернулись.

— И правильно сделали, — сказал Барлоу. — Вы настоящий отец. До свидания.

На этот раз я отключил телефон не попрощавшись. Этот тип еще смеет говорить мне такие вещи! Когда Костя поднялся к себе, Саша спустилась в подвал. Я прошел следом.

— Ты помнишь все, о чем я тебе говорил? Она прикусила губу от волнения. Совсем маленькая девочка, которую я подвергаю риску. Хотя она считает себя в тринадцать лет уже взрослой. Как она говорит, «тинейджером».

— Костя тоже поедет со мной? — спрашивает она.

— Нет, Костя поедет в другое место, — от волнения у меня дрожит голос. — Сейчас, Саша, я скажу тебе об одной вещи, об этом не должен знать никто. Никогда и никто. Ни один человек на земле, кроме Бога. Даже во сне ты не должна этого говорить. Я скажу тебе, где спрятаны мои деньги. Если со мной что-нибудь случится, ты должна их оттуда взять, когда тебе будет очень плохо. Но никому не говори о них.

Она кивает, и я рассказываю ей о спрятанном миллионе долларов, называю код шифра и объясняю, как получить ключ. Она может сказать, что потеряла ключ. В договоре, который я подписал с банком, значится, что ключ не имеет особого значения. К сейфу можно допустить только того, кто назовет мой личный пароль и сумеет набрать нужную комбинацию цифр. Только этот человек имеет право получить два ключа и открыть сейф. Теперь я рассказываю об этом Саше. Она внимательно слушает. Саша — настоящая американская девочка. При разговоре о больших деньгах она становится деловитой, собранной, сосредоточенной. Может, американцы правильно считают, что самое главное в жизни — деньги? Может, они верно воспитывают своих детей в уважении к этим зеленым бумажкам? Мы всегда презирали деньги. Для нас был важен пафос, энтузиазм, идеология. Пусть плохо оплачиваемая работа, зато интересная. Пусть пошлют в глухомань или тайгу, зато на живую работу. Даешь БАМ, где нет ничего человеческого и все нужно обустраивать самим. Даешь Афганистан, куда мечтали попасть сотни молодых офицеров, подавая рапорты. Интересно, что те, кто отправлял нас на БАМ, сами туда не спешили и становились послами и министрами, забывая о дураках, уехавших в Сибирь. А кадровики и штабисты, которые делали карьеру в Москве, пачками штамповали приказы о наших переводах в Афганистан и, наверное, посмеивались над нашим глупым энтузиазмом. Американцы перевели все на деловой лад. За все нужно платить. И хорошо платить. Мерилом любого труда являются деньги, которые ты за него получаешь, а все эти почетные грамоты можешь использовать в сортире.

Наверное, я становлюсь циником. Или уже давно им стал. Наверное, со мной трудно теперь разговаривать. Ведь я, поселившись в Америке, невольно стал немного похожим на своих соседей. Прагматичный, рациональный, немного верящий в Бога, а еще больше в Доллар, я стал таким же, как они.

— Я все поняла, — успокаивает меня Саша, — ты не переживай. Я все сделаю, как нужно. Только плохо, что тебя не будет рядом со мной.

Она прижимается ко мне и целует меня в щеку. Врешь, старый поганый Франклин, ничего у тебя не получилось. Деньги — не самое главное в жизни. Даже услышав про миллион долларов, который она получит, эта девочка подумала прежде всего об отце, с которым она может не увидеться. Врете, сволочь Барлоу и вся ваша компания. Ничего у вас не выйдет. Бог сильнее дьявола. Бог сильнее вашего Доллара. Бог сильнее всех.

Я закрываю глаза и прижимаю девочку к себе. Я действительно люблю ее, как дочь. Столько дней и ночей мы провели вместе. Мы сильно привязались друг к другу. Как я мог подумать, что деньги могут заменить моей дочери отца? И почему я так плохо думаю об американцах? Это неправда. Когда нужно, они рискуют своими жизнями, спасая детей, попавших в огонь, или бросаются в реку, чтобы вытащить тонущую собаку. И не все здесь поклоняются Доллару. Если бы это было так, не было бы такой великой страны, как Америка. Для них свобода прежде всего, а уже потом этот поганый Доллар, который, конечно, их сильно портит. А кого он не испортил?

Мы сидели в подвале целых двадцать минут. Саша призналась, что ей нравится один молодой человек, но она не знает, как об этом с ним заговорить. А теперь ей приходится уезжать.

— Ничего, — сказал я с тяжелым сердцем. — Может, это ненадолго. Может, ты скоро вернешься.

Она взглянула на меня, но ничего не сказала. Дети интуитивно чувствуют, когда вы врете. А может, я просто не сумел убедительно соврать. В другие времена у меня это лучше получалось. Мы поднялись наверх, и я пожелал ей спокойной ночи. Потом поднялся в комнату Кости. Он уже спал, разметавшись по постели. Укрыв его одеялом, я еще раз полюбовался им. Каким красивым молодым человеком стал мой сын! Столько лет я провел без него, и теперь какие-то бандиты хотят отобрать у меня последнюю надежду. Я просидел у его постели целый час, укрывая его, когда он раскрывался. И только потом пошел вниз. Мне нужно было подготовиться и немного отдохнуть. Следующий день должен был стать самым главным в моей жизни.

Когда Джулио начинает сердиться, лучше с ним не разговаривать. Чезаре Кантелли всегда помнил, кому он был обязан своей успешной карьерой и обеспеченной жизнью. Но когда Джулио начинал багроветь, хватая губами воздух, Чезаре знал, что вслед за этим из уст его патрона прозвучит некое определение в адрес человека, которого после этого можно считать покойником. И теперь подобное определение могло прозвучать в адрес самого Чезаре.

— Почему мы столько ждем, Чезаре? — зло спросил Джулио после того, как поговорил с кем-то из знакомых.

Когда он вернулся после обеда, Чезаре понял, что шеф явно не в духе. Очевидно, ему высказали, что думают по поводу его «успехов» в Барселоне и негласной договоренности в Милане. Откровенничать Джулио не умел и не хотел. Оправдываться было невозможно. Оставалось выслушивать порицания, переходящие в оскорбления.

— Маурицио сообщил, что у них все в порядке, — сразу доложил Чезаре, — можно не беспокоиться. В ближайшие несколько дней…

— Мне надоело ждать, Чезаре, — зло прервал его Джулио. — Неужели нужно так много времени, чтобы найти исполнителя? И если они не могут решить такой легкий вопрос, может, вообще не стоило с ними разговаривать?

— Они уже нашли исполнителя, — пробормотал Чезаре, понимая, что еще больше раздражает собеседника.

— Хватит! — прервал его Джулио. — Мне надоело слушать об их успехах. Наши друзья в Европе потеряли сотни миллионов долларов из-за упрямства одного чиновника, к тому же бывшего. И мы не можем решить такую простую проблему! Что будут думать о семье Анчелли? Решат, что с нами нельзя иметь дело. Мы будем опозорены на весь мир, Чезаре! И все потому, что я послушался тебя. Мне нужно было самому взяться за это дело.