Сергей Зверев - Забей стрелку в аду

Первую половину пути каждая такая остановка и маневры вызывали у боевиков приступ бдительности, граничащей с паникой. Они спрыгивали с нар, занимали боевые позиции за ящиками и у дверей. Старший группы, амбал с длинными усами, свисающими точно незавязанные шнурки, зверски смотрел на пленника, приложив ухо к нагревшейся за день стене вагона. Поезд трогался, и боевики расползались словно тараканы по своим щелям.

Дорога и вынужденное безделье разлагающе действовали на албанцев. Дурной пример подавал Лишай, обалдевший от сиденья взаперти. Спиртные запасы истощились, а развлекаться истязанием пленника громила не отваживался, памятуя печальную судьбу приятелей, превратившихся по милости Святого в корм для могильных червей.

– Скорей бы ты сдох, – уныло бормотал Лишай, поднимая отяжелевшую голову с лежанки, расположенной на верхнем ярусе нар, откуда он спускался, чтобы покряхтеть над бачком с нечистотами и взять банку консервов, которые уже застревали в глотке.

По рации он докладывал обстановку боссу, из чего Святой сделал вывод, что Ястреб едет этим же эшелоном только с большим комфортом. Радиус приема переговорного устройства был меньше, чем у мобильного телефона, работающего в черте города.

Постепенно расхлябанность скосила всех поголовно. Вагон напоминал змеиное гнездо с впавшими в зимнюю спячку гадюками.

Однажды в детстве, гуляя по осеннему стылому лесу, подступавшему к забору военного городка, где жила дружная семья капитана Рогожина, Святой, а в ту золотую пору просто шебутной малец Димка Рогожин, расковырял трухлявый пень, на дне которого обнаружил тугой, скользкий комок перевившихся между собой пресмыкающихся. Самая матерая особь, гадюка, покрытая чешуйками размером с ноготь мизинца новорожденного младенца, разбуженная прутиком Димки, зашипела, высунув из пасти раздвоенный язык. Тогда мальчишка, испуганный злобным взглядом желтых глаз змеи, убежал, но гнездо навечно отпечаталось в памяти ребенка.

Вагон освежил впечатления, полученные в детстве.

Российские дороги не терпят беспечности. Расслабленно обняв подругу, можно гнать машину по немецким автобанам, можно пить, не боясь расплескать кофе, в ресторане токийского суперскоростного экспресса, можно заниматься любовью, закрывшись в туалете авиалайнера какой-нибудь солидной компании, но, следуя по путям сообщения непредсказуемой страны, надо помнить о бдительности.

В предутренний час, когда туман скапливается в низинах, состав застрял на перегоне, дожидаясь своей очереди проследовать через мост, соединявший берега воспетой в песнях великой русской реки.

Святой не спал. Повернувшись к стене, он вливал в легкие неповторимый прибрежный воздух, остуженный речной прохладой, вобравшей в себя дымок от костров рыбаков, аромат разнотравья пойменных сенокосов и свежесть речных плесов. Он умел довольствоваться скромными радостями жизни, от которых кружилась голова, сокращались не потерявшие эластичности и упругости мышцы, а сердце мощными толчками перекачивало кровь.

«Партия еще не сыграна. Ты достанешь из колоды козырного туза, – упиваясь глотками пьянящей свежести, размышлял Святой, не потерявший бодрости духа. – Слишком самоуверенные подонки где-нибудь да поскользнутся, и тогда ты не позволишь им подняться».

Эшелон стоял как вкопанный, утонув в тумане и предутренней тишине, когда все живое беспробудно спит. Не подозревая того, природа создала идеальный временной отрезок для проведения спецопераций: налетов, захватов, ошеломительных штурмов, нападений без объявления войны.

Часто для бывшего спецназовца время с половины четвертого до пяти утра становилось пиком рабочего дня, когда следовало успеть провести операцию и раствориться в начинающей таять с первыми солнечными лучами туманной мгле.

«Хорошего понемногу. Скоро твари проснутся и начнется обычный балаган с чавканьем, галдежом и хождением. Надо покемарить в спокойной обстановке», – решил Святой, принимая удобную позу для отдыха.

Он подложил руки под голову вместо подушки и выпрямил ноги. Скрежет, похожий на шелест, заставил его насторожиться. Звуки проникали снаружи.

Святой приподнял голову, опершись затылком о шершавую стену. Теперь он мог наблюдать за дверью, откуда доносились шум и едва различимый возбужденный шепот:

– Бля, перекусывай, Васек. Чего вошкаешься?

– Не гони! Пока у семафора очко красное, успеем… – вторил хриплый басок с нотами всезнающего лидера.

Промышляющие грабежом на железных дорогах потрошители товарняков медлили, по миллиметру разрезая проволочный скруток. Недавно на перегоне команда вневедомственной охраны, объединившись с транспортной милицией, устроила грандиозный шмон, арестовав несколько любителей поживиться чужим добром. Но настоящие асы, опустошавшие контейнеры не один год, ушли от облавы.

Сегодняшним утром потрошители решили пополнить персональную кассу, опустевшую из-за вынужденного простоя. Обычно они тщательно выбирали вагоны, отдавая предпочтение контейнерам с яркими логотипами западных транспортных фирм на стенах из гофрированного железа. Но стоявший на отшибе эшелон, занимающий крайнюю ветку разветвленных железнодорожных путей, привлекал своей незащищенностью и доступностью.

Налетчики действовали по принципу махновских банд – молниеносный бросок, скоростное вскрытие, быстрое изъятие товара и стремительный отход. Даже потрепанный пикап «Москвич», на котором вывозили краденое, напоминал тачанку, раздолбанную по степному бездорожью. Оставив напарника возле машины, укрытой в неглубоком овраге, Василий по прозвищу Болт и его младший брат, заслуживший за невероятную худобу кличку Комса, отправились за добычей.

Выбрав наобум вагон, потрошители смазали маслом направляющие дверей, по желобку которых двигались колесики. Скрежет мог привлечь охранников, а ребята уже успели отмотать срок: Болт в лагере общего режима, а брат на зоне для малолеток. Сняв свинцовую пломбу, они в несколько приемов расчленили проволочный скруток, подняли штабу замка и отвели дверь.

Скорчив брезгливую физиономию, Комса зажал нос пальцами:

– Едрить твою… Вонизм!

Волна миазмов человеческих испражнений и прогорклого, замешенного на поте и застоявшемся табачном дыме воздуха походила на газовую атаку, под которую попали потрошители. Моргая и еле сдерживая кашель, они запрыгнули в вагон. Под подошвами изношенных китайских кроссовок братьев не шелохнулся ни один камешек гравийной насыпи.

Святой видел все. Он притворялся спящим, наблюдая за вторжением сквозь полузакрытые глаза. Сердце пленника бешено заколотилось. В руках худого, точно узник нацистского концлагеря налетчика находился ключ к свободе – мощные кусачки с широким лезвием и длинными рычагами-рукоятками.