Сергей Зверев - Забей стрелку в аду

– Куда спешите, Тараканов? – недовольно спросил командир эшелона.

– Скоро вечер, товарищ подполковник. Надо обойти состав, проверить караулы, провести инструктаж для заступающих в наряд, – Тараканов заискивающе улыбнулся, словно пытаясь загладить какую-то вину.

«Слизняк этот начальник охраны. А может, я придираюсь к мужику. Не вписался Тараканов в коллектив, и всех-то делов. Ничего, годков пять потянет лямку, заносчивости поубавится. Станет приличным офицером, с которым и чарку не грех пропустить под соленые грибочки», – остудил себя подполковник.

Ракетный бронепоезд приближался к спуску в долину. Места оправдывали свое неприглядное название. Заболоченный лес подступал к самому полотну железной дороги, чуть ли не смыкая мохнатые ветви вековых елей над крышами вагонов. Имелась и другая особенность, беспокоившая подполковника.

Сравнительно недавно газодобывающая компания в обход запретов проложила ветку магистрального газопровода, по которому голубое топливо гнали в Западную Европу. Трубы большого диаметра пустили параллельно с путями по дну долины, нарушая элементарные правила безопасности ради меньших затрат на строительство.

Газовые магнаты, заправлявшие в Москве, сэкономили кучу денег, но добавили головной боли железнодорожникам и военным. Ехать рядом с кишкой газопровода – это все равно что курить, усевшись на бочку с порохом. Может пронести, а можно и взлететь.

– Разрешите идти, товарищ подполковник? – Лицевой нерв на физиономии капитана предательски задергался.

Обремененный иными проблемами, подполковник не обратил внимания на симптомы сильного волнения подчиненного, мявшего руками с побелевшими костяшками пальцев фуражку.

– Идите, Тараканов, – спешно произнес подполковник, занятый мыслями об опасном участке трассы.

Развернувшись на каблуках, начальник охраны покинул вагон управления. Продвигаясь в хвост состава к вагонам с пусковыми ракетными установками, Тараканов поминутно смотрел на часы и ускорял шаг. Забежав в свой кубрик, он достал из висевшей на стенном крючке полевой сумки блок сигнальных ракет и так же спешно вышел.

Ракетный бронепоезд догонял солнце, опускавшееся в долину «Чертов хвост».

Давно покинутый людьми поселок старателей не был отмечен на картах. Лес наступал, стараясь уничтожить следы присутствия человека. Занесенные ветром семена прорастали чахлыми деревцами на полусгнивших крышах бревенчатых бараков. Гравийная дорога, ведшая к оскудевшему руднику, заросла травой. Кирпичная кладка здания администрации покрылась мхом.

Когда-то здесь кипела жизнь. Сновали бородатые геологи с образцами породы в рюкзаках. На митингах чествовали ударников социалистического труда и вручали им ценные подарки вроде редких в те времена патефонов или отрезов ивановского ситца в горошек. Вечерами устраивались танцы и драки, а поутру жители поселка исчезали в недрах рудника.

В войну, когда немецкие генералы обозревали через бинокли окраины Москвы, а эвакуированные за Урал заводы ковали в три смены оружие, на рудник пригнали первую партию заключенных. Прямо с этапа, вручив каждому тяжеленное кайло или тачку, так называемых «врагов народа» отправили в забой. На вечерней перекличке начальник лагеря собственноручно расстрелял несколько доходяг, не выполнивших норму. Воюющая страна нуждалась в стратегическом сырье. Наградой за усердный труд в забое стала лишняя миска жидкой баланды, заправленной отрубями.

Война закончилась. Но новые этапы вереницей тянулись к мрачным штольням рудника. Правда, после победоносной весны сменился контингент. При тусклом свете керосиновых ламп махали кайлом люди в мундирах со споротыми погонами и знаками различия. Пленные эсэсовцы из элитных дивизий «Мертвая голова» и «Викинг» долбили неподатливую породу до кровавых мозолей с присущей немецкой нации педантичностью. Арийцы все делали на совесть: сражались, жгли деревни с мирными жителями, добывали ценное сырье.

Солдаты «третьего рейха» выбрали все до остатка. Правительственная комиссия признала разработки нерентабельными, и рудник закрыли. Братское кладбище, на котором бок о бок покоились «враги народа» и белокурые представители несостоявшейся расы господ, мечтавших повелевать миром, сровняли с землей. Входы в штольни взорвали, списанную технику бросили, а колючую проволоку и прочие лагерные причиндалы аккуратно сложили и забрали с собой. Тюрем и лагерей в России всегда не хватало, в отличие от природных ископаемых.

Старый ворон, обитавший в здешних местах с незапамятных времен, не покидал насиженного гнезда. Птица, помнившая период, когда мертвечины было навалом, ждала возвращения людей. И они вернулись, расположившись лагерем в обветшалых бараках и замшелом здании администрации…

– Прибыл за пайкой, пернатый?! Чего так поздно? Скоро вечер.

Святой развернул бумагу с приготовленным угощением, щепоткой хлебных крошек.

Кося антрацитовым глазом, ворон ступил на жестяной проржавевший козырек узкого оконца, продуваемого всеми ветрами помещения, бывшего некогда карцером для усмирения строптивых заключенных. Человек, прикованный к металлическим скобам, вмурованным в стены, не представлял опасности. Отсюда, как помнил ворон, редко кто выходил. Чаще выносили давно забытое лакомство – человеческие трупы. Но новый знакомый птицы, вот уже три дня пытавшийся ее приручить, умирать, кажется, не собирался. Распрямив крылья, ворон спланировал вниз и, нахохлившись, уселся возле угощения.

– Лопай, птеродактиль… Сколько же тебе лет… – разглядывая птицу, задумчиво произнес Святой.

Он отодвинулся в угол, обхватив руками колени. Пернатый старожил, отказываясь от скромного угощения, пронзительно каркнул, бочком приближаясь к неподвижному пленнику.

– Предсказываешь что-то нехорошее. Учти, я не суеверный. А обстановка и так хуже некуда, – негромко, чтобы не вспугнуть единственного собеседника, произнес Святой.

Узкое помещение карцера напоминало каменный стакан. Стены были покрыты плохо читаемыми надписями, выведенными слабеющими руками заключенных тех смутных времен, когда человеческая жизнь не стоила и ломаного гроша. Святой, оказавшись в отдельных «апартаментах», не стал оставлять автографа на влажных от вечной сырости кирпичах, посчитав, что собственноручно писать эпитафию для себя рановато.

В этот медвежий угол, забытый богом и людьми, бывший спецназовец прибыл не по своей воле, перенесясь на солидное расстояние от цивилизованного района подмосковных вилл и особняков в комариный край, где на квадратный километр водилось больше дикого зверья, чем людей.

О местности Святой мог составить приблизительное представление, ведь вся дорога отложилась в его памяти двумя неравнозначными этапами. Старт состоялся на пустынной товарной станции, возле которой возвышались башни элеватора и тянулись бесконечные пакгаузы с амбарными замками на воротах. Погрузка в вагоны, напоминавшие военные теплушки, проходила кромешной ночью. Станционные прожектора были погашены, и только фара маневрового тепловоза рассеивала мрак.