Андрей Костин - Канатные плясуны

Он был очень стар.

Он был очень одинок.

Он был…»

— Браво! — закричал Ренат, яростно хлопая в ладоши. — Бис!!!

А потом заметив, что никто не шелохнулся в креслах, опустил руки.

— Я думал, мы просто дурачимся, — оправдываясь, пояснил он свои действия.

— Дима — талант, — сказал Семен, стараясь не смотреть никому в глаза. — Он скоро книжку издаст, и его признают. Верно, Дим? Твои рассказы даже переводили на иностранные языки…

— В Болгарии меня переводили, — хмуро пояснил Дима. — И в Японии. Только когда все иероглифами написано, становится не по себе.

— Дим, а, Дим, — подала голос Джессика. — Эта женщина, наверное, дура.

— Какая женщина?

— Про которую ты пишешь.

— Это — литературный образ, — отрезал Дима.

— Так я и поверила, — почему-то сварливым голосом произнесла она. — Просто ты не можешь ей простить…

— Тс-с, — прошипел Семен. — От него жена ушла полгода назад…

— И правильно, что ушла, — громко сообщила Джессика. — Он, небось, все свои рассказы писал… Нет, я что хочу сказать: не знаю, может, какой-нибудь Толстой и лучше пишет…

— Толстой уже умер, — напомнил Ренат. — И один, и другой.

— Я что, дура по-твоему, сама не знаю? Вон афиша висит:

«Л. Толстой. «Живой труп». И год указан — прошедший.

— Ладно, спектакль окончен, — Ренат попытался выбраться из кресла, которое явно не подходило ему по размеру.

— Вот уж нет! — заупрямилась Джессика. — Никто не просил вашего приятеля лезть на сцену. Но раз он там, пусть «откатит» — за что его жена бросила?

— Дочка, — запричитал Семен, — тебе-то какая разница?

— Он, наверное, думает, что сам — по понятиям живет, а я — блядь. А жена-то, жена его все-таки бросила, — напомнила она мстительно.

— Она ушла к другому, — пояснил Дима и сел по-турецки прямо на пыльный пол сцены.

— У другого, что, — Джессика вела себя непонятно агрессивно, — денег больше было?

— Она ушла от меня к Трупину, — безразлично сообщил Дима.

В наступившей тишине было слышно, как поет невесть откуда взявшийся сверчок.

— К Трупину?

— Которого убили?

— Да, — Дима встал, на мгновение вышел из освещенного круга и как-будто исчез в темноте сцены. Звучал только его голос, а видно не было. — Не то, чтобы она ушла именно из-за него. Просто мы расстались. Лучше уходить вовремя. На границе ДА-НЕТ. И если не хватает духу уходить в конце «да», то надо успеть к началу «нет». Тогда у тебя хоть что-нибудь, да останется. Дождливый день на Чистых прудах, столик у самой воды, джин с апельсиновым соком… Или Рижский залив, и флигель близлежащего дома плывет в тумане напротив окон. А помнишь, как играли в кости всю ночь, переругиваясь от азарта? Или возвращались после спектакля, и ты взяла меня под руку, потому что было холодно и ветер задувал в рукава твоего плаща? Время стирает многое из моей памяти, что-то забывается, что-то тускнеет. Но это… Нет! Это всегда будет со мной, и умрет вместе со мной, потому что это и есть — жизнь.

А потом вдруг эта поездка за границу, и какой-то скользкий тип на фотографии, одной рукой обнимающий тебя, так что ладонь накрыла грудь. Ну, может, у него так рука оказалась в момент съемки… «Я не могу представить тебя как возлюбленного, — сказала ты. — Только как друга.» А потом, словно в бреду, ночной звонок: «Никого у меня не было, и никого, кроме тебя, я не смогу представить как мужа, как мужчину…» Где кончается «ДА» и начинается «НЕТ»? Поэтому я ушел из этого периода своей жизни, чтобы женщина, с которой мы когда-то выпивали на скамейке у Чистых прудов и которая, уткнувшись мне в плечо на набережной, как будто сильно смутилась, сказала — я тебя люблю, — так вот, чтобы эта женщина тоже помнила лучшее, что было в нашей с ней жизни. Надо расставаться, когда ощущение утраты вызывает чувство горечи. И тогда ты всю оставшуюся жизнь будешь думать, что когда-то был счастлив.

— Это что, он новый рассказ нам продекламировал? — тихо поинтересовался Ренат.

— Так тот гнусный тип на фотографии — Трупин? — спросил Семен. — Который лапал твою бывшую жену?

— Ну и продолжай любить свою бывшую жену, сколько влезет, — себе под нос сказала Джессика.

— А может, ты и есть убийца? — предположил «Робин Гуд». — Он у тебя бабу увел, за это ты его и… А что? Правильно. Я бы, на твоем месте, так и поступил.

— Нет, — Дима снова вернулся в луч света. — Он был уже мертв, когда я вошел… Не скрою, когда увидел табличку на двери, я очень хотел… нет, не убить… Но бить, бить, бить… Не смерти, нет, не хотел я его смерти… Но его к тому моменту уже оглушили и вдобавок прострелили голову. Сейф, кстати, в его кабинете я не увидел. Не было там никакого сейфа!

— И теперь за вами гонятся потому, что считают тебя убийцей и вором, — предположил «Робин Гуд». — Наверное, тебя засекли, когда ты входил в его кабинет, чтобы обнаружить труп… Ну, — напомнил он, — сам же мне, когда по реке плыли, рассказал, как зашел в кабинет и увидел его на полу… Этого, Трупина, любовника твоей бывшей жены. Вот они и подумали на тебя. А что, мотив очевидный…

— Даже если этого Трупина убил Дима, — первым пришел в себя от услышанного Семен, — мы будем сопротивляться до последнего.

— До последнего друга, — саркастически заметил «Робин Гуд».

— Но я никого не убивал! — воскликнул Дима. — Я просто зашел и увидел…

— Какие же вы все дураки, — вздохнула Джессика.

— Нет, я все-таки не понимаю, — «Робин Гуд» встал со своего места и подошел к рампе. — Ну представьте сами, — он театрально повернулся к зрителям, — Вы вдруг видите на двери табличку с именем любовника своей жены…

— Бывшей жены, — поправил Семен.

— Неважно, он ее все равно любит. Вы врываетесь внутрь, горя желанием дать тому по морде. Так ведь? — он обернулся и посмотрел на Диму, который неподвижно стоял в круге света.

— Но Трупин уже был мертв. Застрелен, — напомнил Дима. — Я бы не стал врать друзьям. Ты в их число не входишь, — пояснил он «Робин Гуду».

— Ладно, ладно, — тот махнул рукой. — Я уже ухожу, — он сделал несколько шагов по проходу между кресел, но остановился и снова повернулся к сцене лицом. — Только одного понять не могу… Или у тебя стальные нервы, или ты каждый день обнаруживаешь застреленных любовников своей бывшей жены, — и он повернулся, пошел дальше к выходу.

— Эй, поясни, — крикнул со сцены Дима.

— Как ты умудрился в таком эмоциональном состоянии разглядеть, что сейфа нет? Ты же сказал, что не видел сейфа? Значит ты искал его — глазами?

— Нет, — тихо сказал со своего места Ренат. — Я знаю, где у Трупина был сейф… При мне он не раз убирал в него кое-какие документы… В небольшом закуточке, отгороженным шкафом. Чтобы туда пройти, надо было протиснуться, а потом еще открыть дверцу шкафа… Неудобно расположен сейф, но зато посетитель никак не сможет увидеть, что в нем лежит. Трупин был хитрая бестия.