Валерий Горшков - Под чужим именем

На крыльцо вышли солдаты. Стволы винтовок они держали опущенными вниз.

– Никого, товарищ капитан. Пусто.

Береснев качнул пистолетом, приказал профессору зайти в дом. Зашел сам, огляделся опытным взглядом. Никаких следов чужого пребывания. Одна кружка на табуретке, одна тарелка, смятая постель. Нет сомнений, что этот сморщенный прыщ действительно болен и только что лежал в кровати. Капитан прошелся вдоль книжных полок, разглядывая корешки. Ничего подозрительного не обнаружив, наугад взял и пролистал несколько старинных томов в кожаном переплете. Бальзак. Мопассан. Не запрещено. Разочарованно швырнул книги обратно на стеллаж. Остановился посреди горницы, скользнул взглядом по стене, по висящему между окнами, за стеклом, портрету дорогого вождя, товарища Сталина. Нахмурил лоб: «Мимо. Ни хрена этот профессор не знает! Зря только толкали проклятый грузовик! И еще эта фуражка… Не головной убор, а стульчак для сортира!!!»

Вслух же сказал, брезгливо чеканя слова:

– Стало быть, ты, Сомов, утверждаешь, что со вчерашнего дня Корсак здесь не появлялся? – Капитан цепко, недобро стеганул Ботаника взглядом.

– Так… уже недели две не заезжал, – окончательно сникнув, извинительно пробормотал Леонид Иванович, кончиком указательного пальца поправляя смешные очки с простыми стеклами вместо линз. Зрачки его глаз испуганно метались, стараясь не смотреть на грозного капитана.

Вошел солдат, доложил, что в сарае и окрестностях дома чисто. Никаких следов беглеца не обнаружено.

– Ладно, вали, – устало выдохнул Береснев. Уничижительно взглянул на топчущегося у печки профессора. – Слышь, Сомов! Где у тебя здесь можно умыться? Пока к тебе добирались, грузовик в грязи застрял, с той стороны холма. Пришлось толкать…

– После дождей у нас всегда ужас! Сплошная глина! Уж лучше пешком, до станции или шоссе… – почуяв слабину в голосе чекиста, мгновенно и совсем не по теме затараторил Ботаник.

Капитан недовольно сдвинул кустистые брови, вопросительно таращась на тщедушного профессора. Но Сомов уже исправился:

– Умывальник летний там, на березе. – Леонид Иванович указал через окно на дальний конец двора. – Там и мыло, даже зеркала кусочек есть. Вода в колодце.

– Не пойму я тебя, Сомов, – ухмыльнулся капитан. – Тебе государство на Васильевском острове, считай, – в самом центре Ленинграда, комнату выделило, аж целых семнадцать метров. Всего три семьи соседей. Другой бы от счастья прыгал, а ты добровольно в этом говне плаваешь. Как свинья. М-м?

– Мне трудно в городе. Сердце частенько пошаливает. Это наследственное. Вот и приходится, – Сомов показал глазами на сарай, – всю жизнь заниматься лечебной физкультурой. Чтобы раньше времени не окочуриться. Даже вон спортивный уголок свой собственный в старом сарае соорудил. Только это лет семь назад было… Теперь… Я уж и забыл, чем гантели поднимают. Совсем расклеился…

– А я без гирек не могу! – довольно расправил широкие плечи Береснев. – Каждое утро две полуторапудовки в руки – и тридцать раз! – сообщил не без хвастовства чекист.

– Завидую вам, – грустно улыбнулся Леонид Иванович. Где-то в самом дальнем уголке темных зрачков Ботаника плясали невидимые чекисту лукавые огоньки. – Для меня теперь единственные спортивные снаряды – это банька на березовых дровах раз в неделю и книги…

Береснев, фыркнув, убрал пистолет в кобуру, скривил губы и мысленно выругался: «Ботаник, бля!.. Жаль, Корсака, гниды вражеской, в развалюхе не оказалось. Ну, да фиг с ним. Никуда не денется. Некуда ему бежать. Некуда спрятаться. Кто он в этом мире? Без родственников, без друзей, без денег, без документов и без будущего? Ноль. Вот мы его на ноль-то и разменяем!»

На то, чтобы хоть кое-как обмыть лица и привести в более-менее надлежащий вид форму, у скучковавшихся вокруг колодца бойцов НКВД ушло не меньше четверти часа. Все это время первым почистившийся и умывшийся капитан стоял у крыльца, покуривая расторопно предложенные профессором дорогие папиросы «Герцоговина Флор», и трепал ему нервы. Получая от процесса унижения свое особое удовольствие, Сомов терпел, ожидая, чем все закончится. До сих пор не было ясности – заберет его с собой капитан в Ленинград, арестует или оставит?

Не забрал. Ограничился грубыми угрозами и требованием под страхом сгнить в лагере немедленно нейтрализовать Корсака в случае его появления в Метелице – хотя бы дубиной по голове, – связать и поставить в известность местного милиционера, проживающего в соседней деревне, в трех километрах. А тот уже передаст куда следует…

В последний раз смерив согбенного бородатого Ботаника уничижающим тяжелым взглядом, капитан Береснев запрыгнул в кабину развернувшегося на сто восемьдесят градусов грузовика, солдаты влезли кузов, и группа захвата, несолоно хлебавши, тронулась в обратный путь. Стоящий возле крыльца Сомов проводил чекистов незаметной даже с расстояния в пять шагов презрительной ухмылкой. Не верил до сих пор, что обошлось. Что успел вовремя заметить буксующий на холме грузовик. Что солдаты не нашли Славу. А его самого не забрали.

Когда грузовик скрылся за гребнем горушки и вдали стих гул его двигателя, Леонид Иванович не поленился пешочком прогуляться по раскисшей обочине на вершину холма и лишь там, окончательно убедившись, что опасность миновала, трижды перекрестился и вернулся обратно. Однако во двор дома заходить не стал – обошел забор вокруг, попутно подняв из травы два первых попавшихся на глаза камешка, размером с грецкий орех каждый. Через им же самим выкашиваемую каждый год прогалину в невысоких еще молодых камышах вышел на небольшой песчаный пятачок речного берега, сбросил с ног ботинки, закатал штанины, вошел по колени в теплую, словно парное молоко, слегка попахивающую ряской коричневатую воду и, опустив в нее руки, несколько раз постучал камнем о камень. Да не просто так, хаотично – тук-тук-тук, – а с умыслом, заковыристо. Знал, что под водой стук камней друг о дружку слышен на расстоянии нескольких десятков метров. И что опытные пловцы, какими являлись так боготворимые Сомовым окинавские ниндзя, долгими часами пребывая в подводной засаде и дыша через сухую полую трубочку, именно таким образом общались между собой – стуком камня о камень. Используя для передачи сигналов известную лишь им одним собственную «азбуку Морзе».

Постучав трижды подряд, с интервалом в несколько десятков секунд, Леонид Иванович огляделся. Прислушался. Тишина. Только шелест ветра в прибрежной траве. Ни одна травинка не шелохнется отдельно от остальных. Вот же, пацан! Играть в прятки вздумал, на радостях, что все закончилось благополучно. Какой же он, Славка, еще мальчишка. Несмотря на все те жестокие испытания, которые выпали на его долю за последние сутки и которые отныне – и навсегда – круто изменили его спокойную и размеренную жизнь…