Антон Первушин - Миротворцы

– Ах ты, сучонок! – рявкнул брат Василий, поднимаясь вслед за ним. – А ну-ка стой!

Володя добежал до стола и схватил нож и, не глядя уже, не оборачиваясь – времени у него не оставалось – ударил ножом с заводом руки назад. И попал. Брат Василий взвыл дур-ным голосом. А Володя, всё так же не оборачиваясь, бросился к двери.

На крыльце он на секунду остановился, соображая, куда теперь бежать. В жилой блок к ребятам? Далеко – догонит. Да и чем они могут помочь? Пока разберутся, этот мужеложец ему десять раз шею свернёт. То же самое с другими блоками – территорию Василий лучше знает. Единственный путь – через забор, в лес… Но ведь ночь, холод дикий, местность почти незна-комая. А, всё равно терять нечего. И Володя направил стопы к забору.

Сзади хлопнула дверь.

– Не уйдёшь, гадёныш! – прорычал брат Василий. – Не уйдёшь!

Добежав до забора, Володя быстро понял свою ошибку: забор оказался гораздо выше, чем ему представлялось – на метр, а то и больше стандартного на полосе препятствий. Воло-дя огляделся, напрягая зрение – было почти совсем темно. Дерево! Если забраться на это дерево, то можно попробовать перепрыгнуть через забор!

Ломая кустарник и ругаясь на чём свет стоит, к Володе приближался мужеложец. Реше-ние следовало принимать быстро. И Володя его принял. Он подпрыгнул повис на нижней ветке, подтянулся, вскарабкался на следующую. И, остановившись, понял, что преодолеть расстоя-ние между деревом и забором выше его сил.

Володю спасло то, что брат Василий страдал чем-то вроде "куриной" слепоты. Видимо, поэтому он и преподавал здесь, а не где-нибудь в спецлагере по подготовке "летучих мышей". Врезавшись с ходу всей массой своего тела в забор, брат Василий громко выматерился и оста-новился. Володю, затаившегося на дереве, он не видел.

– Мальчик мой, – позвал брат Василий, как слепой, ощупывая забор руками, – маль-чик мой, Володя, вернись. Я тебе ничего не сделаю – только вернись.

Замер, прислушиваясь и дожидаясь ответа. Володя на дереве перестал дышать.

– Пропадёшь ведь, щенок! – крикнул брат Василий, не дождавшись. Околеешь в ле-су! Вернись, слышишь?!

Володя не отозвался. Брат Василий ещё некоторое время потоптался на одном месте, покричал, позвал, потом побрёл вдоль забора, придерживаясь за него левой рукой. Володя разглядел, что брат Василий успел кое-как одеться (вот она – армейская выучка), на нём были сапоги, куртка и большие чёрные трусы до колен. Сам Володя по-прежнему оставался совер-шенно обнажённым, и, когда мужеложец удалился на порядочное расстояние, почувствовал, как ему холодно. Ещё четверть часа на этом дереве – и можно будет упаковывать свежезамо-роженного покойничка.

Пробираться в такой ситуации в лес – верная смерть. Вернуться в казарму – там почти наверняка будет поджидать брат Василий. Куда? Куда податься?

И тут Володя (не иначе как с Божьей подачи) понял куда. Есть только одно место – до-мик КПП, в котором обитал брат Мефодий. Правда, если он, брат Мефодий, в сговоре с братом Василием, тогда… Нет, что будет тогда, у Володи просчитывать не было ни желания, ни сил. Он просто соскользнул с дерева и, стараясь двигаться как можно более бесшумно, направился к контрольно-пропускному пункту.

Добрался он минут за десять и совершенно окоченел по дороге. Но в сам домик, тоже достаточно ярко освещенный, войти сразу не рискнул, а постучался в окошко. В окошке мельк-нуло лицо брата Мефодия, а через секунду он сам вышел на крыльцо. Был он как обычно в ря-се, но без головного убора.

– Кто это балует, мать твою? – осведомился брат Мефодий грозно. Поймаю – уши надеру!

– Брат Мефодий, это я, – Володя вышел в круг света.

Брат Мефодий при виде его охнул и выдал трёхэтажную и сложную по построению фра-зу, называемую в определённых кругах "малым боцманским загибом".

– Ты чего, малец, мать твою, совсем ума лишился? – спросил он затем.

– Н-не-ет, – ответил Володя, стуча зубами и ёжась, – м-меня… б-брат… Василий… п-пытался… изнасиловать… а я… с-сбежал…

– Ох ты, Господи! Ну давай, заходи, заходи…

Брат Мефодий впустил Володю в домик КПП, засуетился:

– Спиртом бы тебя надо натереть. Отморозил ведь чего-нибудь, мать твою?

– Н-не на-до, – сказал Володя, подсаживаясь к электрической печке. В-вы л-лучше в г-город п-позвоните – Н-наставнику. У-у в-вас в-ведь есть т-телефон? П-пусть п-приедет. И-и од-деться д-дайте что-нибудь.

– Сейчас, сейчас, парень, – брат Мефодий покопался и отыскал Володе безразмерные треники и старый шерстяной свитер с дырками на локтях.

А в качестве обуви предложил огромные стоптанные кирзачи.

– В-вы п-позвоните, – повторил свою просьбу Володя. – Б-брат Ва-василий м-меня ищет.

– Ищет? – встрепенулся брат Мефодий. – Мать твою, как ищет?

– О-он г-гнался… за м-мной… у-убить х-хочет…

– Вот гандон штопаный, мать его! – экспрессивно охарактеризовал Василия брат Ме-фодий. – Опять за старое взялся! Ведь предупреждали же, пидора… – брат Мефодий махнул рукой и выдал в пространство "большой боцманский загиб".

– Не-не р-ругайтесь, – попросил Володя. – П-позвоните в г-город Н-наставнику…

– Да, мать твою, – согласился наконец брат Мефодий, – это сделаем.

Он вышел, и сквозь приоткрытую дверь потихоньку оттаивающий у печки Володя услы-шал, как брат Мефодий набирает номер, потом что-то быстро и вполголоса говорит. Володя сидел, испытанный стресс уходил, оставляя в душе Володи ощущение пустоты и безнадёжно-сти, жуткого дискомфорта, как бывает, когда ещё вчера простая, понятная и незыблемая карти-на мира вдруг даёт трещину, разваливается на куски, открывая неизведанные по сию пору тём-ные стороны действительности. Вот, например, брат Василий. Час назад казался отличным воином, мастером боевых искусств; со странностями, но верным и достойным. И что теперь? Грязный мужеложец, раб похоти, слуга Сатаны – жуть берёт. Или друг Димыч… Володя, ко-нечно, сочувствовал ему: изнасилованный этим зверем, но не смеющий признаться; а зверь приходит снова и снова тащит, срывает одежду, переворачивает на живот, наваливается… бр-р-р! Отчаяние Димыча и его страх понятны, но как понять и простить предательство, которое он совершил по отношению к Володе, отправив последнего в логово зверя вместо себя и даже не предупредив, с чем там, в логове, Володе придётся иметь дело? Откуда всё это? Откуда в лю-дях столько животной похоти? И откуда столько подлости? И почему Бог наш допускает это – и похоть, и подлость? Володя искал, но не находил ответа.

Через пять минут брат Мефодий вернулся. Володя зашевелился на своём месте, вопро-сительно глядя на него.

– Сиди, сиди, парень, – поспешил остановить его брат Мефодий. – Через час они бу-дут здесь.

– Кто "они"? – уточнил Володя уже вполне твёрдым голосом.