Сергей Донской - Генеральские игры

Чтобы пояснить отличие бойцов ГРУ от всех прочих спецназовцев, мне был приведен такой конкретный пример. В начале войны в Афганистане находилась только одна настоящая спецназовская рота – кабульская. Она действовала столь профессионально, что ее общие потери за три года непрерывных боев составили всего… три человека. Окрыленное таким успехом, военное руководство тут же сформировало еще два псевдоспецназовских батальона, набрав в них обычных десантников разных мастей. Все они полегли в первых же операциях. Вывод: суперменами не рождаются, ими становятся.

Кстати говоря, с виду в них ни за что не распознаешь чудо-богатырей. Столкнешься с таким нос к носу и даже не заподозришь, что этот человек может в два счета оставить тебя без головы или же без любой конечности, на выбор. Но спецназовцы редко вступают в открытую рукопашную схватку, предпочитая атаковать противника сзади, устраивая засады. Некрасиво? Неблагородно? Зато очень и очень эффективно. Потерь в личном составе практически не бывает, а это главное. Потому что спрос со спецназовцев ГРУ огромный, каждый из них на особом счету.

Всех задач, которые ставятся перед подобными подразделениями, не перечислить. Вот лишь некоторые.

В случае войны или незадолго до нее из запасников, прошедших соответствующую подготовку, создаются костяки диверсионных отрядов, которые оседают на оккупированной территории. Бригады ГРУ действуют, опираясь на эти отряды и нелегальную агентуру. Их конек – стремительные рейды в тылу врага: разгром штабов и командных пунктов, молниеносное уничтожение армейских соединений, боеприпасов, вооружения, аэродромов, военно-морских баз. Если, не приведи господь, заваруха начнется в Европе, то стартовые площадки «першингов» рискуют взлететь в воздух значительно раньше, чем установленные на них ракеты. Электростанции, плотины, военные заводы и промышленные предприятия, они тоже могут неожиданно гикнуться. Причем глава недружественного государства рискует остаться в полном неведении по поводу столь прискорбного факта.

«Почему, – тупо спрашиваю я товарища, – почему глава недружественного государства рискует остаться в неведении? Разве его не оповестят?»

«Всенепременно, – звучит саркастический ответ. – Обязательно. Если он будет в состоянии воспринимать эту или любую другую информацию».

«Как так? Он что, невменяемый? Типа нашего Ельцина в его лучшие годы?»

«Не тормози, Серега, – морщится товарищ. – Неужели это такая уж сложная загадка? Ну, подумай хорошенько. В каком случае в стране объявляется национальный траур, а президент об этом не ведает?»

«Скоропостижная кончина?»

«Еще какая скоропостижная. Хочешь, назову парочку конкретных фамилий политиков, окочурившихся в расцвете сил? Многие из них до сих пор на слуху».

«Нет, спасибо, – говорю я, осторожно откладывая ручку с раскалившимся докрасна стержнем. – В общих чертах мне и так все ясно. А большую политику, ну ее к свиньям. Мне гораздо интереснее послушать, что умеешь делать лично ты».

Во взгляде товарища сквозит ирония:

«Во-первых, ничего тебе не ясно, даже в общих чертах. Во-вторых, если я начну распространяться о том, чему меня научили, то тебе десяти блокнотов не хватит».

Я залпом выпиваю налитую мне порцию, забрасываю в рот дольку мандарина и вновь берусь за ручку:

«А если вкратце?»

Товарищ пожимает плечами:

«Вкратце, диверсионная группа из пятнадцати человек способна держать в напряжении целый фронт, а я один могу поставить на уши всего-навсего отдельно взятый военный округ. – Прежде чем я успеваю помянуть Бэтмена, следует ворчливое продолжение: – Я берусь в одиночку ракетную шахту рвануть, вкратце. В считаные минуты заминирую склад с горючим или боеприпасами, тоже вкратце. Причем взрывчатку смастерю из компонентов, которые в любой аптеке продаются, и пристрою ее в таком местечке, что ни одна собака не унюхает. А до этого совершу ночной прыжок с парашютом, отмахаю полста километров пехом, сниму пяток часовых и, коли нужда будет, взятого «языка» по-быстрому разговорю. – Пальцы товарища легонько касаются лезвия его замечательного ножа. – И будь он хоть финн, хоть кореец, хоть даже инопланетянин, я его, падлу, все равно пойму, потому что имею соответствующую языковую подготовку. Еще и завербую напоследок. И похороню, и воскрешу, и высушу, и вытрушу, если понадобится. Вот что такое спецназ ГРУ, Серега. И кое-что еще, и кое-что поболе, о чем не говорят, чему не учат в школе».

Выговорившись таким образом, товарищ откидывается назад, ожидая от меня то ли возражений, то ли возгласов восхищения. Ни того ни другого не следует. Сунув ручку в блокнот, я закрываю его и осторожно замечаю: «Звучит здорово. Но местами на фантастику смахивает».

«Думаешь, я тебе сказочки про Бэтмена рассказываю, м-м?»

В нашем купе жарковато, но мне кажется, будто по позвоночнику тянет холодком. Кожа на моих руках покрывается пупырышками, и каждый волосок на этой онемелой пупырчатой коже – торчком.

«Про Бэтмена?» – переспрашиваю я, пытаясь собраться с мыслями.

«Ну да. Ты ведь именно с ним хотел меня сравнить, верно?»

«С чего… – Моя гортань неожиданно сужается, каждый звук протискивается через нее с ощутимым трудом. – С чего гм… ты взял?»

«Лучше тебе не знать того, что знаю я, брат. Крепче спать будешь… Что касается Бэтмена, то ты, сам того не понимая, в точку попал. Мы – ночные призраки, нетопыри. Знаешь, какую эмблему нам присвоили в 93-м? Летучую мышь. Нашивок, правда, спецназовцы не носят, вопреки 38-й статье закона о воинской обязанности и военной службе. Вернее, мы предпочитаем пользоваться чужими знаками различия».

К этому моменту я успеваю прокашляться, и мой голос звучит уже не так сдавленно, как минуту назад: «Я где-то читал, что не так давно ввели новый символ ГРУ. Двуглавый орел, сжимающий в лапах стрелы и красную гвоздику».

«Ага, – соглашается товарищ со скучающим видом. – Был такой указ про гвоздики со стрелами. Но, может быть, не для всех подразделений, м-м? Может, некие парадные подразделения существуют для прикрытия других, засекреченных?»

«А что, интересный вопрос», – оживляюсь я.

«Лично я тебе никаких вопросов не задавал, – говорит товарищ, напуская на лицо отсутствующее, почти сонное выражение. – И искать ответы на подобные вопросы не рекомендую. Чисто по-дружески».

«А иначе что будет?» – нахально вопрошаю я.

«А иначе ты потеряешь мое уважение. – Он отодвигает мою записную книжку, на ее место опускает свой костистый кулак и задает свой собственный вопрос: – Скажи-ка, что это такое?»

«Это?»

«Это, это».

Тут, к моему облегчению, кулак разжимается, превратившись в раскрытую ладонь.