Вячеслав антонов - курьер.ru

— А ты?

— Я нет. Пройдусь с ребятами.

«Щас, братела, разбежался! Черт его знает, сколько их тут со «стингерами» [26]по кустам хоронится. Трупы-то чьи? Пастухов только, да всяких недоносков, которых не жалко для прикрытия отхода. А где настоящие бойцы? То-то и оно!»

— Ну и я с тобой, — ответил Шинкарев.

Китаец вынул из нагрудного кармана плоскую фляжку, обтянутую дорогой тисненой кожей, свинтил никелированную крышку-стаканчик:

— Третий тост, что ли...

На тропе, уводящей с перевала, лежали убитые мусульмане. Тропа была заминирована, в зарослях и осталась группа китайцев. Коран требует, чтобы убитый мусульманин был похоронен в день смерти, до заката солнца, поэтому за трупами должны были обязательно прийти. Пришедших китайцы убьют, а потом убьют и тех, кто придет за убитыми. Русские отказывались охотиться на похоронные команды, китайцы нет. Все прочие, свободные от засады, направились в лагерь. На спуске шло двустороннее движение — навстречу цепочкой поднимались солдаты в малиновых беретах, склонившиеся под тяжелыми вьюками. Под горой в болоте плескалась под ногами мутная вода, в густом переплетении ветвей резко вскрикивали обезьяны. Лесные склоны исчезали в низких тяжелых тучах, везде капало, хлюпало, лилось. Но дождь прекратился.

— Что думаешь делать? — спросил Чен.

— А что, есть варианты?

— Варианты всегда есть. Можно выпить с ребятами, можно съездить в деревню к девочкам.

— Зайду в госпиталь проведать Элизабет. Потом — в палатку и спать.

— Элизабет?! — быстро спросил китаец, не сумев скрыть тревогу.

— Ну да, — пожал плечами Шинкарев. — Я что, не сказал? Отбили мы ее у мусульман. В госпиталь отправили.

— Вот как... Зайдем вместе.

Полевой госпиталь разместился в нескольких широких палатках и белых трейлерах. Перед хирургическим отделением на носилках лежали раненые, внутри мелькали фигуры в халатах салатного цвета, покрытых пятнами крови. Доносился резкий запах хлороформа, таз у входа был полон окровавленных марлевых тампонов.

— Эй, мужики! — донесся голос Есаула. Он тоже лежал на носилках, укрытый черным байковым одеялом.

— Здорово, капитаны, — приветствовал обоих. — Как, Андрей Николаевич, целы?

— Нормально, Юра. Слушай, а где наша пленница?

— Вроде бы в трейлере, вон там, — указал Есаул.

— Иди, Эндрю, я здесь с Юрой постою, — сказал Чен. — Перед операцией ему непросто, сам понимаешь. После подойду. А ты иди.

На берегу Андрей набрал пук мелких белых цветов. Перейдя по бревну шумный вздувшийся ручей, подошел к кубическому светло-серому трейлеру (слово это английское, но в современном «инглише» прицепной вагончик называется иначе, и довольно смешно — «караван»), обил с ботинок цепкую красную глину, постучался в пластиковую дверь:

— Можно?

— Come in. — Голос был знакомый, но странно тихий.

Элизабет, одетая в мягкий спортивный костюм, сидела на застеленной кровати, охватив руками колени. Взгляд был пустой и спокойный, голос монотонный, медленный.

— Входите, Эндрю. Поставьте цветы в воду. Простите меня за то, что я кричала там, наверху.

— Бросьте. Ерунда.

— Не ерунда. Я ведь офицер, как и вы. А то, что мои гениталии устроены иначе, чем у мужчин, не дает мне права... Господи, что за чушь я несу?! — Женщина махнула рукой, отвела взгляд от лица Андрея. Потом снова заговорила:

— Это должно было случиться, правда? Чудесный вечер, тайцзи с Ченом, а потом на дороге — удар, выстрелы... ужас! Со мной была напарница, Джейн, тоже сотрудница... Красного Креста. Я пыталась узнать хоть что-то. Но ее пока не нашли.

— Может быть, еще найдут. Наступление продолжается. Как вы себя чувствуете?

— Все в порядке, меня не изнасиловали, если вы это имели в виду. Смешно — я будто расшифровываю ваши вопросы. Помните, как мы разговаривали на вилле? Позавчера, но словно в прошлой жизни.

— Да я, собственно... — попытался ответить Шинкарев, не очень понимая, что ему говорить.

— Не то имели в виду? — подхватила американка. — А я — именно это. Один, правда, собирался. Полагаю, вы не думаете, что у меня появилось бы желание сопротивляться.

— Что же случилось?

— Вам уже интересно. Нас захватили по дороге, сразу разделили. Меня отвезли в горы. Не допрашивали. Потом... я уже сказала. Кажется, это называется кассетной ракетой. Ему оторвало ногу. Господи, как он кричал! Меня забросили под нары, а его положили сверху, и кровь текла на меня, наверное, час. Это он лежал на нарах, когда вы вошли. И еще эта женщина... Еще раз простите, мне нужно выговорится.

— Я понимаю.

— А как вы? Как прошел день с Патрицией? Чем кончился бой?

— Все нормально, Элизабет. И у вас все будет нормально.

— Не знаю... Так страшно. А где Чен?

— Чен всегда на месте, как товарищ Сталин! Верно, Эндрю?

Китаец собственной персоной стоял в дверях трейлера с букетом крупных бледно-розовых орхидей. Их упругие соцветия были покрыты мелкими каплями.

— Ну-ка, девушка, оторви от кровати задницу и поставь их в приличную тару. А этот мусор выкинь! — Чен указал он на цветы, принесенные Андреем.

— Не буду. Они тоже красивые. — Элизабет улыбнулась, на щеках показались ямочки.

«Морщинок-то прибавилось. Сколько же ей — тридцать пять, тридцать восемь? Где-то около. Сидела бы в университете, читала лекции, так нет, неймется. Странно: у меня одно желание — смыться куда подальше, а эти сами сюда прутся. Что ее взять, что Крысу. А Чен-то первым не пошел, меня послал...»

— Вы что-то замолчали, Эндрю, — обратилась к нему женщина.

— Что вы собираетесь делать?

— Странный вопрос. Что прикажут. Я же... в Красном Кресте.

— А ведь я не просто так пришел, — снова встрял китаец. — Вы приглашены на объединенный ужин Первого и Второго батальонов. Ребята хотят видеть, кого они взяли живьем и, если надо, исправить эту ошибку. Я шучу, не вздрагивайте.

— Вы шутите, а они, может, и нет.

«Может, и нет. Лишние свидетели никому не нужны. Хотя наши вряд ли что сделают, раз уж сразу ее не кончили. А китайцам все интерполы с трибуналами вообще до одного места».

— Да, сложно с вами, девушками, — покачал головой Чен. — Так через час мы зайдем, а пока отдыхайте. Пошли, Эндрю, меня начальство ждет на совещание.

Выйдя из трейлера, они направились к штабной палатке.

— Насколько изменилась ситуация после взятия перевала? — помолчав немного, спросил Андрей.

— Какая именно?

— Общая. И лично моя.

— Что касается твоей, это зависит от тебя. Внешне ты по-прежнему по уши в дерьме. А внутренне... решай сам. Нельзя жить в постоянной готовности к бегству. Черт подери, мужик ты или нет?! Конечно, здесь опасно, да ведь возможностей сколько! А Крыса — ей-то как в глаза посмотришь?