Сергей Зверев - Таежный спрут

– Предстоит славная ночь, – шепнул Туманов, – даже не знаю, когда освобожусь.

– Надеюсь, освободишься, – отрезала я, – иначе толку от тебя… Чего он там набрал?

– Не знаю, – Туманов как-то неискренне развел руками. – Говорит, хорошему вину этикетка не нужна.

Это была прекрасная ночь – тихая, черная, наполненная пряным ароматом полыни. Проведенная на мягкой постели – впервые за много ночей, когда никто не висел над душой и не бренчал на нервах.

Оттого я и злилась.

Над головой, в районе чердака, поскрипывала Алиса – девицу определили в «одиночку», на что она долго и грязно ругалась, но ее мнения никто не слушал. Жена Чеснокова спала в летней кухоньке. Тихая, рано раздобревшая женщина, мне было чисто по-человечески ее жаль – уж очень она напоминала унтер-офицерскую вдову, которая сама себя высекла.

Мужики добрую половину ночи проторчали на веранде. До спальни доносились пьяные выкрики.

– Да знаешь ты, каким я парнем был! – взывал Чесноков. – Да что бы ты понимал в жизни ментовской, охрана долбаная!.. Да я тебе без восточного базара, да в натуре!.. Да ты послушай!..

Потом, после монотонного монолога, разражался новый взрыв эмоций.

– Не-е, братан, не пойдет! – орал капитан. – Вот вмажем вторую – тогда и иди, топчи свою клиентуру! Я тебе на правах председателя приказываю!..

Прошло минут пять, десять. Туманов не шел.

– Негодяй… – шептала я в дрожащую мглу. Отчаялась и решительно отвернулась к стене. Только заснула – он тут как тут. Закряхтел, пытаясь сделать под меня подкоп, затрещал пружинами. Запашок от него стоял – хоть стены обклеивай.

– Динка… – захрипел Туманов. – С-солнышко… Ты мое д-девятое чудо света… Ты спишь?

– А кто у тебя восьмое чудо света? – буркнула я.

Он озадачился.

– А сколько их всего?.. Знаешь, Динка, ты меня не мути, у меня и без того х-хор б-балалаечников в ушах… П-понимаешь, я с ш-шантрапой на реке пил, с Ч-чесноковым пил, но все это ради вас с Алисой, т-ты не забывай… С-слушай, д-давай я кровать разверну, а то н-не видно тебя ни хрена…

– Да спи уж, горе мое, – я сбросила с себя его руку. – Продрыхнешься – там и приставай. А сегодня не лезь. Вон, до ветру лучше сбегай, мало ли чего, поплывем мы с тобой…

– А и верно, – удивился Туманов. – П-пора, брат, п-пора, – он сполз с кровати и убрел куда-то в темень, сшибая тазики и бормоча про «дранг нах вестерн», про «облико морале», про изделия из авиационной резины и какую-то пятую поправку, согласно которой никто не может послать его дважды.

– Чего-то мне память с кем-то изменяет, – по складам выговорил он на рассвете, ероша немытые волосы. – Я вчера как, Динка, ничего? Не уронил достоинства?

– Десять раз не уронил, – сказала я, влезая ему под мышку. – Согласна на одиннадцатый…

Чесноков сидел на веранде. Трясущимися губами тянул из кружки какой-то брандахлыст на травах и одновременно пытался продуть сигарету с фильтром, упрямо думая, что это «беломор». В ногах сидел обросший шерстью поросенок и преданно смотрел ему в глаза. Я где-то читала, что поросята обрастают шерстью от голода, чтобы лучше сохранять тепло.

– Слышь, братан, – стуча зубами, вымолвил мент, – ты мне тугриков не накапаешь на опохмел?

– Накапаю, братан, тебе – да не накапать? – ответно простучал морзянкой Туманов. – Только ты нас сперва помой, приодень да на шоссе свези. А там и проси чего хочешь…

Даже в сирой глубинке деньги знают свое дело. Перед тем как протопить баньку, Чесноков отвел нашу компашку на так называемый склад удобрений бывшего совхоза «Светлый путь», где в подполье, под гнильцой просроченных гербицидов, пестицидов и прочих глистогонных обнаружился склад готовой одежды. Раздавшаяся вширь тетка – хозяйка склада – поначалу отказалась заикаться про подполье. Но шелест купюр в корне изменил ее представление о визитерах. Гостям «было указано». Мы спустились в подвал и окунулись в царствие гниющей мануфактуры. О генезисе сей благодати можно было только подозревать. Скорее всего – заначка какого-нибудь коммерсанта-неудачника из района, не поладившего в прошлую эпоху с национал-патриотами и вынужденного за мзду местному начальству сховать свой товар туда, где не ступала нога «патриота». Годы прошли, коммерсант сгинул в водовороте, а товарец остался и стал откровенно попахивать. Но, естественно, ответственная за него тетка не стала бы раздавать его направо и налево. Только за деньги. И не весь. А вдруг вернется кормилец…

Извозившись в тальке и нафталине, кое-как оделись. Знакомая беда (Россия девяностых, Чехия позднее): вокруг тебя есть абсолютно всё – глаза разбегаются, а того, к чему душа лежит, нет и не предвидится. В конечном счете я расписалась в собственном бессилии, надев мешковатые китайские джинсы-шаровары и какой-то балахон типа батника, полностью скрывший мои кости. Потерпим. Лишь бы оригинально. Для мужика ведь главное что? – либо одна женщина в разных одеждах, либо разные женщины. Вот только кроссовки пришлось оставить прежние – обуви на складе не держали. Туманов с Алисой уже изнемогали – один в пятнистой рубахе и мятых штанах со множеством карманов (колхоз да и только), другая вообще не поймешь в чем: какие-то бахромистые портки, гетры (совершенно дикие), поверх майки – джинсовая жилетка с безобразной отделкой.

– Пусти козла в огород, – бормотала Алиса в мой адрес, – пока найдет свои джинсовые колготки на платформе…

– И шорты с капюшоном. Любовь моя, – Туманов преданно прижимал руку к груди, – я глубоко ценю твои женские качества, равно как и мужские, но одно из них, извини, уж чересчур невыносимо. Вот, бери пример с Алисы. Она тоже готовится стать женщиной, но…

Я уперла руки в боки и открыла рот.

– Распишитесь напротив галочки, – строгая тетка протянула нам какой-то аршинный гроссбух с водяными знаками.

– А зачем? – удивились мы хором.

– Для отчетности, – отрезала тетка.

На завтрак давились вчерашней картошкой с глазками. Банька была холодна, хозяйка неулыбчива. Но у калитки поджидал видавший виды «уазик», и Чесноков масляно блестел глазками, недвусмысленно намекая – опохмелился! Все дороги теперь наши…

Тридцать верст до трассы отмахали в полчаса. Трасса – двухполосная грунтовка – тянулась от ногинских графитовых месторождений и золотокарьеров Эвенкии к Лесосибирску – конечному узлу железнодорожной паутины. Движения – кот наплакал. Несколько самосвалов, груженных щебнем, джип со спецмаячком – всё не то. На север – колонна порожняка. Появился «КамАЗ»-будка. Чесноков заволновался; буксуя в пыли, выдернул «уазик» из обочины и заехал передком на трассу.

– Ну-ка, дай пýшку для важности.

Туманов порылся в аксессуарах.

– Держи. Не забудь вернуть.