Марина Барбышева - Звездочет. Работа на холоде

Прожить во лжи всю жизнь — интересное предложение. Именно такое предложение он ей и сделал. Впрочем, для нее это прозвучало как нормальное предложение руки и сердца. Она приняла его, безразлично кивнув.

Лена словно впала в анабиоз — так насекомые засыпают на долгую зиму. Она не жила, но и не была мертвой. Она отвернулась от жизни, слабо рефлексируя по привычке. Виктор пытался с ней говорить, но она будто забыла смысл всех существующих слов. Лена не понимала, как это одними и теми же словами можно рассказать и о любви и о смерти. Ей казалось, что Сергей витает где-то совсем рядом, вокруг нее, неуловимой бесплотной тенью. Она ощущала его присутствие. Но как налепить на ощущения плоть, чтобы дотронуться до него?

Она смотрела на жизнь, как на вылинявшие звезды. Незаметно для себя вышла замуж и обрела вроде бы то, о чем мечтала: дом, семью, хорошего мужа… нормальную жизнь…

Но разве она об этом мечтала?.. Конечно, об этом. А с тем, с другим… с любимым… была возможна только одна любовь… в чистом неразбавленном виде. Никакой тебе «кровавой Мэри». Одна водка. Никакого «Шампань-коблер». Только шампанское. Ядреная сливовица в Праге. Вкус недозрелых яблок.

Она очнулась однажды. И жизнь вдруг обрела неожиданно новый цвет и вкус. Она беременна! У нее будет ребенок. И это ребенок Сергея. Он родится и вырастет. И станет смотреть на нее его глазами. Она не сомневалась в том, что это непременно должен быть сын. Она назовет его Сережей. Сережа маленький.

Лена бесспорно оживала и расцветала заново. Виктор с удивлением и трепетом ее узнавал. Ведь он не знал ее прежде. Он полюбил некий образ с ее фигурой, ее лицом…

Возможно, на его глазах рождался совершенно другой человек. Он получил испуганную потерянную девочку, которая теперь превращалась в загадочную женщину, носящую в себе тайну, даже несколько тайн, одной из которых был ребенок.

Виктор знал, что это не его ребенок. Но ничего не имел против. Он получил женщину Сергея. А скоро получит и его ребенка.

Теперь они самозабвенно строили планы на будущее, и не фантастические, а самые реальные.

Планы эти живо захватывали воображение Лены, как и присутствие в них Виктора. Но сам Виктор, сам по себе, ее не интересовал. Она никогда не задавала ему вопросов о его работе, о его мыслях и переживаниях. Он всегда как-то сам подстраивался под ее настроение, словно бы это являлось необходимой терапией в ее вялотекущей скрытой болезни, перешедшей в хронику. Но они жили во лжи. Он сам на это пошел. В свою очередь она тоже ему лгала, притворяясь любящей и желанной.

Со временем они оба настолько войдут каждый в свою роль, что уже невозможно будет отличить ложь от правды.

А пока что живот ее рос, а вместе с ним росла ее уверенность в себе. И в осторожности, присущей беременным женщинам, зарождалась царственная осанка и поступь, возможные лишь там, где тебя короновали. Но однажды коронующий становится просто фаворитом, которому предпочтут любовь в чистом виде.

Лена родила безболезненно и легко. Однако, лежа в дорогостоящей роскошной палате платного отделения роддома, она с томным видом рассказывала родственникам с обеих сторон, что было мучительно больно, но она терпела.

Ребенок родился глубокой ночью. Когда зачали — тогда и родился. И уже с утра в палате благоухало несколько огромных букетов роз. Розы от мужа, розы от свекра, розы от Коли, второго мужа матери. Розы от дяди и тети. Еще от кого-то розы… И ни одного букета цветов, сорванных на соседней клумбе…

Свекр и свекровь благосклонно посматривали на невестку, но их несколько смущало известие о том, что ребеночек не от Витюши. Виктор снова предпочел бы ложь. Но Лена категорически отказалась скрывать правду от близких, проявив в этом вопросе поразительную стойкость. Мало того, она собиралась впоследствии все рассказать и сыну «Все сходится, ребеночек не наш», — недовольно шутил Виктор. Впрочем, он надеялся, что со временем жена одумается и изменит решение. Пока же ребенок был еще маленький и до первых его слов «мама» и «папа» оставался в запасе по крайней мере год.

В горах Пакистана ночи холодные и ветреные. Зато звезды огромные, с ладонь, яркие, как фонари, но света не дают. Одна красота от них. Но тем не нужна красота звезд, кто прячется ночами в горах Пакистана.

Трое арабов-наемников еще засветло наткнулись на маленькую пещеру и расположились на ночлег. Это была большая удача — найти вот такую пещерку. Она защищала от ветра. В ней можно спокойно разжечь костер, и никто не заметит огня, который быстро нагреет воздух внутри. Дым спокойно выходит сквозь проломы, дышать хорошо, и ноздри не стынут. Но главное — никто не подкрадется сзади, ни зверь, ни человек. Надо охранять только вход.

Ночью в горах полно леопардов. Главное — их вовремя услышать и не поворачиваться к ним спиной, чтобы успеть выстрелить. Но их мягкие лапы ступают совершенно бесшумно. Поэтому лучше ночевать в пещере лицом ко входу, спиной к стене. Но ночуя в горах, следует опасаться не только леопардов. Здесь люди куда страшнее любого дикого зверя.

Арабы сидели у костерка ко входу лицом и грели руки, вытянув их ладонями к огню. И ногам, и коленям под балахонами было тепло. Угли слабо потрескивали. Пахло сожженной хвоей и давно немытыми телами. Но запах периодически улетал, сдуваемый легким сквозняком.

Арабы жевали финики, тихо перебрасываясь короткими фразами. Среди них явно угадывался главарь. Его надменное красивое лицо с довольно длинной узкой бородой выглядело усталым и мудрым. Он слушал хвастливую болтовню двух остальных и снисходительно кивал, задумчиво теребя слабо поблескивающую в ухе серьгу.

— Смотри, Ахмет! — Муса выложил перед главарем на землю три уха.

— А вот мое! — хмыкнул Хатим, гордо выложив к ногам Ахмета пять ушей.

Муса досадливо цыкнул зубом, но все равно решил обойти Хатима.

— Мне прошлой зимой человек совсем без ушей попался! — Он приглушенно засмеялся. — Что за человек!.. Как без ушей живой?..

— Тихо! — перебил Ахмет, резко взмахнув рукой, и прислушался, дернув по-орлиному головой.

Все, затаив дыхание, замерли.

— Показалось, — выдохнул Хатим, — костер трещит… или где леопард бродит…

— …Так вот, я и говорю, — продолжил Муса, — что делать с человеком без ушей?.. Хотел тогда нос отрезать…

Отчетливый шорох у входа в пещеру снова заставил наемников замереть.

Ахмет резко встал, подхватив автомат, и пошел на звук, осторожно ступая по камням. Звук повторился откуда-то сверху. Ахмет посмотрел наверх и прищурился, пытаясь разглядеть что-то в раскачивающемся полумраке, оживленном всполохами костра. Там, под сводом пещеры у самого входа, висела летучая мышь, обняв себя кожистыми тонкими крыльями за плечи. Вероятно, дым потревожил ее, и она шевельнулась. Ахмет опустил автомат и скривил губы. «Мерзкая тварь», — подумал он, собираясь вернуться к костру.