Грэм Грин - Тихий американец

– понимали, что им дадут место в газете только в том случае, если они высмеют эту историю. «Велосипедные бомбы» – было хорошим заголовком. Все газеты приписали это дело коммунистам. Один только я утверждал, что бомбы были диверсией, затеянной генералом Тхе, но мой отчет переделали в редакции.

Генерал не был пищей для газетной сенсации. Нечего было тратить место на его обличение. Я выразил свое сожаление мистеру Хену, послав ему записку через Домингеса, – я сделал все, что мог. Мистер Хен передал мне в ответ устную благодарность. Тогда мне казалось, что он или его вьетминский комитет были слишком мнительны: никто всерьез не винил в этом деле коммунистов. Подобная шалость скорее создавала им репутацию людей, не лишенных чувства юмора. «Что они придумают еще?» – спрашивали друг друга люди на вечеринках, и вся эта нелепая история запечатлелась в моей памяти в образе велосипедного колеса, весело вертящегося волчком посреди бульвара.

Я даже не намекнул Пайлу, что его связи с генералом Тхе для меня не секрет. Пусть забавляется своей невинной игрой с пластмассой – может быть, она отвлечет его от Фуонг. И все же однажды вечером, когда я был по соседству с гаражом мистера Муоя и мне нечего было делать, я решился туда зайти.

Гараж был маленький, и в нем царил почти такой же беспорядок, как и на складе железного лома. Посреди на домкрате стояла машина с поднятым капотом, похожая на разинувшее пасть чучело доисторического животного в провинциальном музее, куда никто не заглядывает. Казалось, эту машину тут просто забыли. Кругом на полу были навалены обрезки железа и старые ящики

– вьетнамцы так же не любят ничего выбрасывать, как китайский повар: выкраивая из утки семь различных блюд, он не расстанется даже с когтем. Непонятно, почему так расточительно обошлись с пустыми бочонками и негодной формой: может, их украл какой-нибудь служащий в надежде заработать несколько пиастров, а может, кто-нибудь был подкуплен предприимчивым мистером Хеном.

В гараже было пусто, и я вышел. Они, видно, решили пока что держаться подальше, опасаясь, что нагрянет полиция. Вероятно, у мистера Хена были кое-какие связи в охранке; правда, и в этом случае полиция вряд ли стала бы орудовать. Ей было выгоднее, чтобы жители думали, будто бомбы подложены коммунистами.

Кроме автомобиля и разбросанного на бетонном полу хлама, в гараже ничего не было видно. Интересно, как же мистер Муой делает свои бомбы? У меня были весьма туманные представления о том, как из белой пыли, которую я видел в барабане, получается пластмасса, однако процесс этот был наверняка сложен и не мог совершаться здесь, где даже два насоса для бензина и те казались совсем заброшенными. Я стоял в дверях и смотрел на улицу. Под деревьями посреди бульвара работали цирюльники; осколок зеркала, прибитый к стволу, отбрасывал солнечный блик. Мелкими шажками прошла девушка в шляпе, похожей на ракушку, неся на шесте две корзины. Гадалка, присев на корточки у стены, поймала клиента; старика с бородкой клинышком, как у Хо Ши Мина, который бесстрастно наблюдал за тем, как тасуют и раскладывают древние карты. Какое будущее его ожидало, стоило ли платить за него целый пиастр? На бульваре де ла Сомм жизнь как на ладони: соседи знали всю подноготную мистера Муоя, но полиция не могла подобрать ключ к их доверию. Люди тут живут так, что всем все известно друг про друга, но вам не дано зажить их жизнью, слиться с ней, переступив свой порог. Я вспомнил старух, сплетничавших у нас на площадке рядом с уборной; они ведь тоже знали все, что происходит, но я не знал того, что знают они.

Я вернулся в гараж и прошел в маленькую конторку позади; на стене висел непременный китайский рекламный календарь, стоял захламленный письменный стол, на нем были прейскуранты, бутылка клея, арифмометр, обрезки бумаги, чайник, три чашки, множество неочиненных карандашей и чудом попавшая сюда открытка с видом Эйфелевой башни. Вольно было Йорку Гардингу выдумывать свои стройные абстракции насчет «третьей силы», но вот к чему она сводилась на деле. В задней стене была дверь; она была заперта, но ключ лежал на столе, среди карандашей. Я отпер дверь.

В небольшом сарае, размером не больше гаража, стояла машина, которая походила на клетку из проволоки и железных прутьев, с множеством перекладин для какой-то рослой бескрылой птицы, – казалось, что клетка обмотана старыми тряпками, но тряпки предназначались, как видно, для чистки и были брошены мистером Муоем и его помощниками, когда их вспугнули. Я прочел название какой-то лионской фирмы, которая сделала эту машину, и номер патента, но что было запатентовано? Я включил ток, и старая машина ожила; стальные прутья имели свое предназначение, – все это устройство было похоже на старика, который, собрав последние силы, бьет кулаком по столу… Ага, это всего-навсего пресс; хотя он и принадлежит к тому же уровню техники, что и первый оркестрион, но во Вьетнаме, где ничего не выкидывают на свалку и где всякая вещь в любой день вдруг может ожить вновь (помню, я как-то видел допотопный фильм «Знаменитое ограбление поезда» – старая лента рывками ползла по экрану, все еще доставляя удовольствие зрителям в одной из улочек Нам-Дина), и этот пресс тоже был годен к употреблению.

Я осмотрел пресс более внимательно; на нем были следы белого порошка. Наверно, диолактон, подумал я, напоминает сухое молоко… Нигде не видно бочонка или формы. Я вернулся сначала в контору, а оттуда в гараж. Мне захотелось покровительственно похлопать по крылу старый автомобиль; ему ведь еще долго ждать, пока о нем вспомнят. Но настанет день, и он… В этот час мистер Муой и его подручные уже далеко; они бредут где-то по рисовым полям к священной горе, на которой обосновал свой штаб генерал Тхе. Я крикнул; «Мсье Муой!» – и мне представилось, что кругом меня нет ни гаража, ни бульвара, ни цирюльников, что я снова в поле, где некогда прятался на пути из Тайниня. «Мсье Муой!» Мне почудилось, что чья-то голова шевельнулась в зарослях риса.

Я пошел домой, и старухи на площадке защебетали, как птицы в кустарнике, но я не понимал их птичьего гомона. Фуонг не было дома, – лежала записка, что она у сестры. Я растянулся на кровати – нога у меня еще быстро уставала – и сразу заснул. Когда я проснулся, светящиеся стрелки будильника показывали двадцать пять минут второго, и, повернув голову, я думал, что найду возле себя Фуонг. Но подушка была не смята. Фуонг, наверно, сменила сегодня и простыни: в них еще сохранилась прохлада свежевыстиранного белья. Я встал и выдвинул ящик, где она прятала свои шарфы, – их не было. Я подошел к книжной полке – иллюстрированной биографии английской королевы не было тоже. Она унесла с собой все свое приданое.