Джек Хиггинс - Ночной рейс

– А это что за аттракцион?

– Догадайтесь, – усмехнулся Орлов. – Должен сказать, что предпочел бы находиться где-нибудь подальше, когда полковник Рохас будет демонстрировать свое приспособление.

Мэннинг сунул зажигалку в карман и уселся на койку.

– А что вы, черт побери, здесь делаете?

– Месяца три назад я ехал на совещанию в провинцию Камагуэй. Дорога шла вдоль берега, машину занесло на скалы, и она свалилась в море. Мне удалось спастись. Я пытался вплавь добраться до берега, но течение там сильное, и меня отнесло в море.

– А потом?

– Меня подобрали рыбаки и доставили сюда. Полковник Рохас связался с Гаваной и доложил, что я остался жив. Они велели ему молчать и заняться мной как следует.

– Не понял.

– Я ведь инженер по ракетным установкам. Ученый в военной форме. Потому-то меня и послали на Кубу.

– Ясно, – покачал головой Мэннинг. – Раз нельзя размещать здесь ваши установки, так пусть хоть будет специалист, который поможет сделать эти чертовы штуковины.

– Именно, – согласился Орлов. – Но, боюсь, мы с полковником Рохасом по-разному относимся к этой проблеме.

– Мне почему-то кажется, что Москве история не понравится, – заметил Мэннинг.

– Мягко сказано, – вздохнул Орлов, – Никак не могу понять, зачем мы вообще связались с этими жалкими придурками. Очередная глупость нашего Никиты.

– Согласен.

– А ты? – поинтересовался Орлов. – Ты-то почему здесь? Гарри решил, что в таких обстоятельствах наводить тень на плетень не имеет смысла, и он все рассказал Сергею. Выслушав его, Орлов печально заметил:

– Полковник Рохас явно решил заняться нами всерьез. А его методы, насколько я представляю, не сулят радужных перспектив.

Мэннинг встал и опять подошел к окошку. В темноте он сумел разглядеть только железную решетчатую дверь, ведущую в галерею, да полоску света под дверью комнаты Сиенеги.

– Зачем натянули проволочную сетку?

– Пару месяцев назад один заключенный прыгнул вниз, когда его вели на допрос. Рохас разозлился, велел высечь охранников.

– Я видел, что на другой стороне есть еще одна галерея. Там сетки нет.

– В той стороне квартируются офицеры. Сначала меня держали там и прекрасно со мной обращались. Пока я не начал артачиться.

– А здесь, стало быть, твой разум должен просветлеть?

– Да, замысел таков. Но, боюсь, Рохас сделал неправильный выбор. Мои родители погибли в войну, а я в пятнадцать лет сражался в партизанском отряде. Полковник об меня зубы сломает.

– Ты когда-нибудь думал, как выбраться отсюда?

– Частенько, – тихо засмеялся Орлов. – Но пришел к выводу, что это невозможно. Даже если удастся выбраться из камеры, предстоит еще одолеть по крайней мере четыре решетки. Все они заперты и охраняются.

– А если оставить решетки в покое?

– Не понимаю.

Мэннинг уселся на койку.

– Крышу поддерживают громадные деревянные опоры, они стоят на каменном выступе по углам главного зала. А выступ идет вкруговую, по всем стенам.

– И что же?

– Человек ловкий мог бы добраться по выступу до той части галереи, где живут офицеры.

– Отчаявшийся человек, ты хочешь сказать. Ширина выступа – не более десяти дюймов, а до каменных плит внизу – футов восемьдесят.

– Может, попробуем?

– Я бы попробовал, да ты забыл одну маленькую деталь:

сначала нужно выбраться из камеры и дойти до галереи. Как ты рассчитываешь это сделать?

– Мы заманим сюда Сиенегу и освободим его от груза связки ключей.

– Но я ведь уже говорил, – терпеливо повторил Орлов. – Сиенега никогда не входит в камеру без вооруженного охранника, а по ночам он остается здесь один. Даже если мы устроим шум или начнем драться, чтобы привлечь его внимание, он просто встанет у двери и будет наслаждаться зрелищем через окошко.

– Ну а если один заключенный совершит самоубийство? Один из особо важных заключенных? Как он поступит?

– Рохас придет в ярость.

– Вот именно. – Гарри поднялся и осветил зажигалкой потолок. – Так войдет сюда Сиенега, если, заглянув в окошко, увидит, что один из нас висит на крюке?

– Уверен, войдет, – машинально произнес русский и тут же вскочил, вдруг осознав смысл затеи. – Боже правый, ты здорово придумал, Мэннинг. Он войдет, пока будет хоть малейший шанс снять человека с петли вовремя. Страх перед Рохасом выбьет из его тупой башки осторожность.

– Вот. На это и рассчитываю. Меня одно беспокоит. Когда мы нападем на Сиенегу, поднимется шум. Он определенно начнет драться и звать на помощь.

– Никто не обратит внимания. Я же говорил: здесь вопли раздаются каждую ночь.

– Значит, все о'кей! – хлопнул в ладоши Мэннинг. – Теперь нужно только придумать, как изобразить самоубийство.

– Это несложно. Я меньше тебя, а потому займу почетное место. Ты пойдешь к двери и будешь истерически орать. Дай мне свой ремень.

Гарри снял ремень и поднял зажигалку, чтобы русский мог работать при свете. Тот обвязал себя собственным ремнем под мышками, потом пропустил через него другой ремень, сделал петлю и сдвинул ее за спину.

– Господи, надеюсь, я не слишком тяжелый, – весело улыбнулся Орлов.

Мэннинг усмехнулся в ответ. Хотя они только что познакомились, Гарри сразу понял, что представляет собой Орлов. Человека храброго, активного, сильного и умного, с острым чувством юмора обычно легко разглядеть. И невозможно не полюбить.

– А теперь вашу спинку, пожалуйста, – приготовился Орлов к главному моменту инсценировки.

Мэннинг пригнулся. Сергей быстро вскарабкался к нему на спину, а потом очень осторожно встал на плечи, стараясь сохранить равновесие. Зажигалка даже не дрогнула в вытянутой руке капитана. Вдруг тяжесть, давившая на плечи, исчезла. Он выпрямился.

Орлов висел, ухватившись рукой за бревно. В другой руке он держал ременную петлю. Изловчившись, накинул ее на крюк и, набрав в грудь побольше воздуха, мягко скользнул вниз. Только очень сильному человеку мог удаться этот трюк. Теперь его тело раскачивалось в воздухе, крюк отвратительно поскрипывал, а когда Сергей уронил голову набок и изобразил удавленника, иллюзия самоубийства стала полной.

– Как я выгляжу?

– Великолепно, будь я проклят, – одобрил Мэннинг. – Главное, продержись.

Сунув в карман зажигалку, он принялся барабанить в дверь кулаками. Когда удары эхом разнеслись по всему коридору, Гарри прильнул лицом к решетке и заорал по-испански:

– Сиенега, ради Бога, помоги! Он убьет себя.

– Убьет себя, э? – Сиенега грубо захохотал. – Что-то новенькое.

Зверское лицо охранника появилось по ту сторону решетки, и Мэннинг на шаг отступил назад. Через минуту луч мощного фонаря пронзил тьму и остановился на фигуре под потолком. Тело ритмично раскачивалось, неподвижные глаза выкатились, язык вывалился изо рта.