Джек Хиггинс - Последнее место, которое создал Бог

Но даже такая прямая угроза не встревожила людей. В конце концов, индейцы убивали этих странных белых в верховьях реки уже много лет. И только когда оттуда по реке приплыла лодка с двумя убитыми на борту, они почувствовали, что к ним врывается грубая реальность.

Это было мерзкое дело. Менни обнаружил их ранним воскресным утром, когда прогуливался перед завтраком, и тут же послал одного из рабочих за мной. Пока я шел туда, видел, как люди уже спешили к причалу группками по двое или по трое.

Каноэ прибило течением к песчаному берегу чуть выше причала. Как выяснилось потом по документам, в нем лежали тела собирателей каучука. Трудно поверить, какое количество стрел поразило бедняг.

Их расстреляли из луков по крайней мере три дня назад. Можно себе представить, в каком состоянии находились трупы, принимая во внимание здешний климат. Вокруг них жужжали тучи мух и распространялось страшное зловоние. Но наличествовала и еще одна отвратительная деталь. Мужчина на корме упал на спину, и одна рука его опустилась в воду, а пираньи обожрали все мясо до самого локтя.

Кругом царило полное уныние, люди толпились на берегу и тихо разговаривали, пока не появился Фигуередо и не взял все в свои руки. Он стоял, опираясь на палку, с хмурым лицом, обливаясь потом, который пятнами проступал на его рубашке и льняном пиджаке, и наблюдал, как шестеро рабочих, с лицами, обвязанными платками, вытаскивали трупы на берег.

Хуна делали огромные луки, длиной выше людей, которые ими пользовались, и такие сильные, что часто стрела, пущенная в грудь, пронзала человека насквозь и выходила со спины. Наконечником служил зуб пираньи или заостренный, как бритва, бамбук.

Рабочий вытащил одну стрелу из тела и передал Фигуередо. Он осмотрел ее, а потом сломал пополам и сердито отбросил обломки в сторону.

— Звери! — сказал он. — А вдруг они придут сюда из джунглей?

Его слова сразу же распалили толпу. Все жаждали крови. Хуна вели себя как твари, и с ними следовало обращаться как с тварями. То есть истребить. Голоса бушевали вокруг меня. Я послушал немного, но потом у меня подвело живот, я повернулся и ушел.

Я как раз наливал себе солидную порцию виски из личных запасов Хэннаха, когда вошел Менни.

— Какой ужас, — вздохнул он.

— Куда ни пойдешь, всюду одна и та же история, — ответил я. — Индейцы всегда виноваты, белые же — никогда.

Он закурил вонючую бразильскую сигару, которые так любил, и присел на перила веранды.

— Вы слишком категорично судите обо всем. Посмотрите на вещи глазами тех, кто побывал в Форте-Томас. Тех, кто сам едва не угодил под нож индейца.

— Если вы сводите людей до символа, то тогда убийство становится совсем легким, — ответил я. — Просто абстракция. Убейте хуна, и вы уничтожаете не личность, а всего-навсего индейца. Это производит на вас какое-то впечатление?

Похоже, он мысленным взором вернулся в далекие годы, вспоминая, что произошло с его народом. Мне показалось, что я и вправду затронул его больную струну.

— Какое важное открытие, и сделано оно в молодые годы! Могу я спросить, каким образом вы пришли к нему? — Менни серьезно смотрел на меня.

Причин что-то умалчивать я не имел, хотя, когда начал говорить, у меня от волнения перехватило дыхание. Возникло невыразимо тяжкое чувство невозвратной потери.

— Все очень просто. В первый месяц моего пребывания на реке Шингу я встретил самого лучшего человека, которого больше не встречу, доживи я хоть до ста лет. Если бы он был католиком, то пришлось бы кидать монету, чтобы определить, сжечь его или возвести в ранг святых.

— Кто же он?

— Венец по имени Карл Будер. Он приехал сюда молодым лютеранским пастором, чтобы работать в миссии на Шингу. Но с отвращением бросил это дело, когда узнал о неприятных фактах, что индейцы страдают от рук миссионеров точно так же, как и от рук других белых.

— Ну и что же он сделал?

— Основал свое поселение вверх по реке от Форте-Томас. Посвятил жизнь работе среди индейцев кива, а уж они смогли бы научить хуна кое-чему, поверьте мне. Он даже женился на индианке. Я возил ему кое-что из Белема тайком от компании. Он стал лучшим другом, какого только можно представить, для индейцев кива.

— И они убили его?

Я кивнул:

— Его жена сказала ему, что ее отец тяжело ранен в атаке на Форте-Томас и ему нужна неотложная медицинская помощь. Он явился к ним, а они забили его дубинками до смерти.

Менни слегка нахмурился, словно не понимая.

— Вы хотите сказать, что его собственная жена предала его?

— Она сделала это для своего племени. Они восхищались смелостью и знаниями Будера. И убили его с той же целью, с какой хуна отправили на тот свет отца Контэ в Санта-Елене, то есть чтобы вождь племени обрел его мозги и сердце.

На его лице отразился неподдельный ужас.

— И вы еще можете добром отзываться об этих чудовищах?

— А вот Карл Будер, будь он с нами, сказал бы, что индейцы — такой же продукт окружающей среды, как, например, ягуар. Что они выживают в этом зеленом аду, там, за рекой, только убивая инстинктивно, без момента раздумий, и несколько раз в день. Убийство — часть их естества.

— Которое включает и убийство друзей?

— А у них нет таковых. Есть только связи, семейные и племенные. Любой другой — чужак. Рано или поздно его надо уничтожить, так понимал их Будер.

Я налил себе еще виски. Менни спросил:

— И как же вы лично для себя решаете эту проблему?

— Никакой проблемы нет, — ответил я. — Здесь слишком много богатств. Алмазы в реках, любой вид минералов, о которых мы слышали, наверное, есть и совсем неизвестные. Что же должен сделать человек, если между ним и таким аппетитным куском пирога стоят дикари каменного века?

Он печально улыбнулся и положил руку мне на плечо:

— Мир такой грязный, друг мой!

— А я уже слишком много выпил для такого времени дня.

— Совершенно верно. Иди прими душ, а я приготовлю кофе.

Я сделал, как он посоветовал, и стоял под тепловатой водой минут десять. Я уже одевался, когда раздался стук в дверь и Фигуередо просунул голову в комнату.

— Дрянное дело, — начал он, опускаясь на стул и вытирая лицо носовым платком. — Я сейчас был на радиостанции, чтобы сообщить Альберто, что у нас в ангаре военные установили новую мощную передающую и приемную аппаратуру и оставили молодого капрала обслуживать ее.

— Хэннах находился там всю ночь, — сказал я, натягивая летную куртку. — Что-нибудь от него?

Фигуередо кивнул:

— Он хочет, чтобы вы прибыли к нему, и как можно скорее.

— В миссию Санта-Елена? — Я покачал головой. — Вы, наверно, его не поняли. Мне надо везти почту в Манаус.

— Отменяется. Вы должны быть там по военным вопросам, а им здесь отдается предпочтение.