Пол Кристофер - Меч тамплиеров

— В последний раз я завела легкую интрижку в Руанде, с парнем по имени Оливер. Так… Ничего серьезного.

— Может быть, вам сходить куда-нибудь с нашим другом-адвокатом? Видный мужчина и, кажется, заинтересовался вами.

— У-и-и-и-и! — произнесла Пэгги, великолепно подражая голосу Лизы Симпсон, и брезгливо сморщила носик. — Презерватив в тонкую полоску… — Она обмакнула в кетчуп очередной кусочек мяса и отправила его в рот. — Убейте меня вначале.

— Может, вам пора остепениться?

— Зачем? Меня вполне устраивает моя жизнь.

Они поговорили о работе мисс Блэксток, о книге, посвященной современной фотожурналистике, потом перекинулись на бесконечный трактат Холлидея, побеседовали об оружии и доспехах, о прошлом и о будущем. Наконец добрались и до дяди Генри с его неожиданным наследством.

— Что вы думаете о доме? — задумчиво спросила Пэгги.

День клонился к вечеру. Студенты расходились. Официантка убрала грязные тарелки и принесла кофе. Над серой гладью озера Эри неслись облака.

— Я пытаюсь о нем не думать, — ответил Холлидей, мучительно борясь с желанием закурить. Он порвал с никотином, когда умерла Эми. — Иногда мне кажется, что в доме дяди Генри я провел лучшие дни своего детства.

— Мне тоже… — кивнула Пэгги. На ресницах у нее заблестели слезы. Голос звучал сдавленно. — Вы знаете, Док, ведь это он подарил мне первый фотоаппарат. — Она смахнула слезинку. — «Кодак Бэби Брауни». Выпущенный еще в сороковых. Думаю, он привез его из Англии. Обычно я снимала жуков и мошкару над ручьем, а потом сильно переживала, что на пленке не вижу того же, что и в видоискателе. Дедушка Генри учил меня правильно фотографировать. Пожалуй, я была единственным ребенком, кто в третьем классе знал, что такое параллакс.

— И меня он тоже учил. Ловить форель и всяким индейским уловкам. — Холлидей улыбнулся. — А рыба никак не ловилась. Даже в видоискателе не появлялась. — Он опечаленно покачал головой. — В моей жизни было время, когда я думал, что дядя Генри знает все на свете. А иногда мне приходит в голову, что в этом я не ошибался.

— Я буду скучать по нему, — прошептала Пэгги.

— Я тоже, — согласился подполковник. — Но это не решает вопрос о доме.

— Не решает.

— Возможно, со временем все образуется само собой?

— Очень может быть.

Дом двадцать шесть по Харт-стрит словно выпрыгнул из мультфильма компании Уолта Диснея: башенка, будто населенная привидениями, прогулочная терраса, крытая рифленым железом, крутые скаты мансарды. Участок окружала невысокая кирпичная стена, за которой виднелись корявые узловатые стволы древних вязов, берез и грецкого ореха. Их подагрически скрюченные ветви нависали над давно не стриженными лужайками.

Посыпанная щебнем дорожка вела мимо крыльца к заросшему плакучими ивами берегу ручья. Приближаясь к дому, этому чуду эпохи королевы Анны, Джон Холлидей всегда чувствовал себя персонажем Клайва С. Льюиса — будто открыв дверь, можно попасть в другой мир, волшебный и загадочный, как Нарния, шагнуть навстречу приключениям и опасности.

Подполковник и Пэгги Блэксток поднялись по пяти деревянным ступеням на крыльцо. Холлидей вытащил из кармана связку ключей, которую адвокат так не хотел отдавать, и перепробовал их один за другим. Наконец старый йельский замок щелкнул. Двери отворились. Джон шагнул внутрь. Пэгги старалась держаться рядом, почти вплотную.

Почуяв знакомый аромат, Холлидей тихонько произнес:

— Он далеко пойдет…

— Ведь у него есть П. А. П. А., — улыбнувшись, подхватила Пэгги.

— «Пайп Ардор» и «Принц Альберт», — закончили они вместе фразу из старой рекламы.

Дядя Генри вспоминал ее всякий раз, когда вытаскивал из жакетного кармана любимую трубку, вырезанную из корня вереска, неторопливо протирал чашку об атласный жилет, набивал ее табаком, раскуривал и выпускал дым в усы, седые, но пожелтевшие от никотина.

Посреди просторного холла возвышалась широкая лестница, ведущая на второй этаж. Налево открывались двери в библиотеку, направо — в роскошно обставленную гостиную. За лестницей можно было пройти в столовую с камином в полстены, а оттуда — в кладовую и кухню. С тыльной стороны к особняку примыкала застекленная оранжерея, где дядя Генри много лет выращивал розы.

Полы во всех комнатах покрывал паркет из темной лакированной сосны, а поверх него лежали персидские ковры и дорожки самых разных размеров и происхождения. Побелка стен, выше ореховых панелей, пожелтела от времени и стала бежевой. Мебель дядюшка предпочитал массивную, поздневикторианскую, задрапированную бордовым бархатом. Прихожую украшали маленькие пейзажи в золоченых рамочках. У входа стояла вешалка для пальто из слоновьей ноги и подставка для зонтов и тростей, а напротив — высокие старинные часы с маятником — медь, дуб, красное дерево. Их размеренное тиканье гулко раздавалось в пустом доме.

— У меня такая пустота в душе… — грустно прошептала Пэгги.

— Да, — кивнул Холлидей. — У меня тоже.

Они быстро обошли дом. Везде, где только попадалась ровная поверхность, дядя Генри расставил сувениры: всякие безделушки и более ценные предметы, коллекционированию которых он посвящал последние годы жизни. Старинные бутылки, стопки древних журналов, образцы минералов и горных пород, окаменелые останки доисторических животных. На каминной полке стояли бутылки с моделями парусников внутри, такие старые, что стекло помутнело и казалось, что корабли плывут сквозь туман.

На втором этаже располагались четыре спальни, ванная комната и лестница, ведущая на террасу и в башенку. Везде царил беспорядок. На туалетном столике громоздилась стопка журналов «Лайф», судя по обложкам, изданных в тридцатые годы. Когда-то в башенке любили играть дети, но сейчас она превратилась в склад сломанной и ожидающей ремонта мебели, старых коробок и бесполезных вещей, которые обычно хранят на чердаке или в гараже.

Комнаты выглядели так, будто в них не прибирались десятилетиями, и только самая маленькая спальня, с камином, была похожа на обитаемое жилище. Сажа из камина и дым от неизменной трубки дяди Генри сделали почти непрозрачными стекла окон, выходящих на задний двор и ручей.

— Никаких домоправительниц, никогда и ни за что… — прокомментировала Пэгги.

Она поправила подушку и разгладила светло-голубое синелевое 13 13 Синель (шинель) — очень плотная ворсистая ткань. покрывало на кровати под балдахином — ее пальцы печально пробежали по складкам старой ткани.

— Похоже на то, — пробормотал Холлидей.

Спустившись на первый этаж, они прошли на кухню. Здесь красовался сосновый стол в стиле ранней колонизации в окружении четырех мягких стульев. На стенах лазоревая дельфтская плитка, на полу — зеленовато-серый линолеум. В стареньком холодильнике «Кельвинатор» засыхали остатки еды: бифштекс, небрежно завернутый в вощеную бумагу, кусок ярко-желтого сыра, недоеденный суп быстрого приготовления кэмпбелловской фабрики, пучок увядшего сельдерея и большая банка плавленого сыра «Чиз Уиз».