Гульназ Ямалеева - Три дня до эфира

— А че не женишься?

— А на фига это нужно? Бабы, они только мешают мужику по жизни. У меня ж была жена, Верка звали. Ничего такая, с ногами и… ну и все такое прочее.

Выгнал!

— Ну ты даёшь!

— А че? Ну дела, ну дела… Мне надоело. Выгнал к чёртовой матери!..

Теперь вот один живу и не нарадуюсь. Красота, как в Эрмитаже! — хвалился Васильев.

Так, беседуя, мужчины дошли до киоска, в котором рядами были выставлены бутылки с яркими этикетками. Васильев недоверчиво оглядел товар и поморщился:

— Я больше по беленькому, а ты как?.. — он замялся, вспоминая имя своего приятеля.

— А мне все равно.

Васильев купил бутылку водки и тут же, у киоска, отвинтил крышку и жадно присосался к горлышку.

— Хорошо-о, — выдохнул он и тут же протянул бутылку Николаеву, — глотни, полегчает.

— Да я… — протянул Алексей, — не хочу вообще-то.

— Обижаешь, друг. Не бойсь, я угощаю. Николаев прильнул к бутылке и сделал маленький глоток. Водка обдала жаром горло, и тут же в затылке что-то запульсировало. Алексей протянул руку к затылку и почувствовал мокроту. Он посмотрел на окрасившуюся кровью ладонь и достал из кармана носовой платок.

Васильев, не замечая ничего вокруг, опять жадно пил из горла бутылки. Николаев дождался, когда тот закончит, и по-дружески взял нового приятеля под локоть.

— Колька, я вот тебя спросить хотел. Ты как, стрелять-то ещё не разучился? Я помню, у тебя такая пушка классная была.

— Была. Именное оружие. Мне его после…

— Ага, — перебил его Алексей, — а где она сейчас?

— Спёрли, сволочи, — в сердцах произнёс Васильев и вытер ладонью увлажнившиеся глаза. — Спёрли, представляешь… — он опять напрягся, вспоминая имя своего собутыльника, но, так и не вспомнив, обнял Николаева за плечи.

— Как так спёрли? Кто? — Алексей изобразил высшую форму возмущения.

— Не знаю, — развёл руками Васильев, — всегда лежала в тумбочке. А один раз гляжу: нет моей подружки. Спёрли…

— А давно это было?

— Да с полгода, наверное, или месяц назад. Нет, точно, весна была. А вот какой год… Не помню… У Клауса очередной приступ начался. Я туда, сюда, думаю, надо старика в больницу везти. Оружие, конечно, обязательно в таком деле нужно. Хватился, а нет его. Вот так и было.

— Клаус — это сосед, что ли?

— Ну да, сосед. Вредный старикашка, но если что, выручает, — он щёлкнул себя по шее. — Проблемы наши понимает. Ещё будешь? — спохватился вдруг Васильев и протянул Алексею бутылку.

— Не, спасибо, у меня дел по горло. Пока, друг, встретимся, может, ещё!

— махнул рукой Николаев и отправился к Шуре зализывать боевые раны…

— Так… — раздался удивлённый голос тихо вошедшего Николаева. — Сидите, значит. Чай пьёте? От неожиданности Шура и Сергей вздрогнули.

— Лёша? — Шура повернула голову к вошедшему. — Ты как вошёл? Мы даже и не слышали…

— Не слышали? — зловеще прошептал Николаев и обратился с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего, к Сергею:

— Встань, Серёга, а то мне несподручно с сидящим отношения выяснять…

— А чего выяснять? — осторожно произнёс Сергей и медленно встал. — Мы же друзья, кажется…

Николаев грозно размахнулся…

От неожиданности Сергей отпрянул назад, неловко опёрся о табуретку… и грохнулся на пол, закатив глаза.

— Ты что, с ума сошёл?! — гневно закричала Шура.

— Да я пошутить хотел… Я же его даже не задел! — Леха смущённо развёл руками.

— Дурак ты, Николаев!

— Это точно…

Присев на корточки, Шура похлопала потерявшего сознание Сергея по щеке, но тот не проявлял никаких признаков жизни.

— Ты ему ещё компресс сделай, — посоветовал Николаев.

— Лёша, ну зачем ты так… Он же видишь какой слабенький. Пришёл, как человек, в гости. Мы с ним мирно разговаривали, а ты… — Шура намочила полотенце и приложила его ко лбу Сергея. У мужчины едва дрогнули веки, и он, тяжело вздохнув, приподнял голову. Увидел над собой склонившегося Леху и вздрогнул.

— Ой!

Сергей опять потерял сознание.

Шура отчаянно начала хлопать Сергея по щекам. Николаев присел рядом и осторожно дунул ему в лицо. Тот мгновенно открыл глаза и удивлённо уставился на склонившихся над ним друзей.

— Ребята, вы чего?

— А ты чего? — ответил вопросом на вопрос Алексей.

— Я в порядке.

— Уф… — облегчённо вздохнула Шура и теперь уже более спокойно посмотрела на Николаева. — Лёша, а с тобой что?

У Николаева под глазом сиял огромный синяк, под носом запеклась кровь, на шее явно отпечаталась красная линия. Алексей повернул голову, и она, к своему ужасу, увидела, что на затылке, у него запеклась кровь.

— Это? — Николаев осторожно поднёс руку к шее. — Это я в гости только что сходил. А меня там не ждали, вот и получилась осечка…

— Прям как у меня, — потёр ушибленную голову Сергей и сел на табурет.

— Эх вы, мои инвалиды! Шура вдруг рассмеялась.

— Ты что? — одновременно спросили Леха и Сергей.

— Эх, мужчины, вы бы только посмотрели на себя со стороны! Ну вы же самые настоящие дети!..

Краснов сидел в офисе Снегирёва и пытал Поваляева. Тот, весь взмокший от напряжения, вертел в руках шариковую ручку и отчаянно мотал головой.

— Ну припомни, Витя, круг знакомых. Всех, кого ты знаешь. Куда мог твой хозяин смыться с утра пораньше?

— Ума не приложу, — разводил руками пресс-секретарь. — У него сегодня две встречи назначены с заказчиками. А он… Ничего не понимаю!

Секретарша Настя сидела за выключенным компьютером и красила ногти с невозмутимым видом.

— Ну хорошо, с кем у него сегодня назначены встречи?

— Одна-с генеральным директором американской фирмы Ричардом Сильбербауэром. Мы их дистрибьюторы. Это по поводу пролонгации договора. Вторая встреча с поставщиком шприцев.

— Понятно… — протянул Краснов. — Ну а что у нас с личной жизнью шефа?

Он, надеюсь, не ведёт затворнический образ жизни?

Поваляев замялся. По своей природе пресс-секретарь Снегирёва был стопроцентным трусом. Он боялся всего и вся, но больше всего на свете он боялся потерять работу. А потерять работу, да ещё с плохой характеристикой, для Поваляева было смерти подобно. Во-первых, мест, где есть хороший оклад, не так уж и много, во-вторых, мест, где эти деньги выплачивают регулярно, тоже днём с огнём не сыщешь, ну а в-третьих, службу у Снегирёва двадцатипятилетний пресс-секретарь рассматривал как неплохой старт для будущей карьеры. Поэтому за место Виктор держался изо всех сил. Служакой он был верным и исполнительным, но было одно «но». Родился Виктор Поваляев трусом, и это качество было определяющим в его характере. Трусость была написана у него на лице, и за это его не уважали, и даже сторожа украдкой посмеивались над ним. Поэтому секретарша Настя, услышав вопрос Краснова, скривила рот в ехидной улыбке.