Гульназ Ямалеева - Три дня до эфира

— Поешь, Серёжа, ты ж небось не завтракал.

— Не-а, — радостно кивнул бывший муж и с жадностью набросился на угощение.

Шура поставила локти на стол и, подперев щеки кулаками, уставилась в окно:

— Господи, Серёжа, сколько всякой гадости на свете существует.

— Это ты про людей? — с набитым ртом проявил интерес к разговору Сергей.

— Про них самых, — задумчиво отозвалась Шура и, выдержав паузу, вопросительно посмотрела на Сергея. — И почему, спрашивается, к власти самые поганые из них стремятся? И что удивительно, пробиваются!

— Тебя что, с работы выгоняют? — Гость испуганно посмотрел на девушку.

— Ну прям! Меня выгонишь.

— А что случилось? Александра, не томи, я уже весь как на иголках.

— Я, Серёжа, на днях интервью брала у одного кандидата в губернаторы. А он оказался таким неприкрытым мерзавцем, что мне тошно стало.

— А чего .он тебе не понравился? Приставал, что ли?

— Если б приставал, я б его хоть за самца считала, а тут — мразь, и все тут. Нет, ты представляешь, — Шура встала и подошла к окну, — он, мерзавец, ещё людьми собирается управлять.

— Он что, тебя плохо встретил?

— Встретил он как раз хорошо. Они, подлецы, знают, что теперь без журналистов никуда. Только он думает, что все купить можно и все продаётся.

— Ты с ним в диспут, что ли, вступила?

— А ты как думал! Я им такое устроила! Сначала все, конечно, чинно было.

А потом он как начал мне втирать про сильную руку, да про то, что мы с тобой, Серёжа, и со всем нашим народом быдло, что нас держать в кулаке нужно… Тут я и пошла. Терпеть не могу, когда о нашем несчастном, обманутом народе неуважительно отзываются…

— Александра, а ты знаешь, самое интересное, что этот народ-то пойдёт за него голосовать. И ещё его выберут.

— Да знаю я это, Серёжа, знаю. Вот что и обидно. Идёт в политику всякая шушера и своими грязными лапами будет ещё законы устанавливать.

— А туда с чистыми руками не ходють, — угрюмо отозвался Сергей.

Шура встала, налила себе чай и присела рядом с бывшим мужем.

— Спасибо, Серёжа, что приехал. Вот я выговорилась — и мне легче стало.

— Ну слава богу! А то я подумал, что вы опять с Лехой поругались.

Журналистка опустила голову:

— Мы и поругались…

— Ну вот! Опять? Она кивнула.

— И где же он теперь?

— Я не знаю. И знать не хочу! Я… Я… — Шура вдруг всхлипнула по-детски и прижалась к бывшему мужу. — Я что-то, Серёжа, совсем запуталась в своих чувствах. То мне кажется, что я его ненавижу, а то вдруг так накатит, что думаю — как же я без него теперь жить буду…

Саша открыл глаза и сладко потянулся. Он ещё не совсем отошёл от сна и поэтому не сразу понял, где находится. Мальчик потёр глаза, и звук наручников мгновенно вернул его к действительности. На мгновение Саше захотелось вернуться в только что увиденный сон, в котором он был вместе с отцом и матерью. Они все трое сидели за огромным столом, уставленным фруктами, и о чем-то весело разговаривали. Саша держал в руках плюшевого медведя и гладил мягкого друга по голове. Вся атмосфера сна дышала уютом и спокойствием. Как-то незаметно они все трое перекочевали из дома в большущий магазин. Мать катила впереди себя тележку с продуктами. А отец держал его на руках. Вокруг были разбросаны огромные воздушные шары. Мальчик помнил, что ему очень хотелось достать один из шаров, но отец крепко держал его на руках, и Саше никак не удавалось даже потрогать заветную цель. Наконец все-таки он как-то изловчился и протянул руку к шару. Но тот в ту же секунду куда-то ускользнул, и мальчик только поймал рукой воздух.

Отец громко засмеялся. Саша возмущённо посмотрел на него и с ужасом отпрянул.

Вместо отца он увидел, что сидит на руках какого-то незнакомого мужчины.

Испуганный мальчик пронзительно закричал, и мгновенно все растаяло. Исчезли куда-то магазин, мать с тележкой, воздушные шары, и он оказался один в тесной душной комнате, прикованный наручниками к батарее.

Саша горько заплакал. Рядом с ним валялся табурет и лежала горка остывшей гречневой каши. За плотно закрытой дверью послышались шаги. Лязгнул замок, и в комнату вошёл парень в натянутой на лицо маске.

— Проснулся, пацан, — кивнул ему парень и, увидев рассыпанную кашу, недовольно покачал головой:

— Нехорошо продуктами разбрасываться.

— Нехорошо детей наручниками к батарее приковывать, — отозвался мальчик.

— А это, брат, не твоё дело, — почему-то миролюбиво ответил охранник. — Ты вот лучше поешь. — И он поставил перед Сашей тарелку с супом.

— Не хочу я есть. — Саша отвернулся.

— Ну мало ли что не хочешь. Ешь, а то заставим.

— Я хочу домой.

— Все мы туда хотим, — философски изрёк парень, — но не всегда наши желания…

— Дайте мне карандаши, я рисовать хочу, — неожиданно заявил мальчик.

— Рисовать? — удивился охранник. — А что, это можно…

Он вышел из комнаты и через несколько минут принёс Саше старый потрёпанный блокнот и фломастер.

— Это, малец, все, что есть, ты уж не взыщи. — Он разложил принесённое перед Сашей, придвинул табурет поближе к мальчику, поставил на него тарелку с супом и вышел.

— Отлично, — прошептал Саша и на удивление легко освободил узкую кисть из наручника.

Первым делом освобождённый мальчишка бросился к тарелке с едой, но мысль, что в супе может находиться снотворное, остановила его. Мальчик схватил блокнот, вырвал оттуда лист и быстро написал фломастером: «Спасите, я — Саша Снегирёв. Меня похитили. Я нахожусь здесь, в доме с окрашенными окнами!»

Мальчик быстро соорудил из листа самолётик и пустил его в окно.

После залитой светом улицы Николаев очутился в кромешной темноте.

Откуда-то пахнуло сыростью и квашеной капустой. Воздух в помещении был затхлый, и Алексей на секунду задержал дыхание. Рукой он нащупал стену и двинулся вдоль неё. Постепенно глаза привыкли к темноте, и Николаев смог различить справа от себя дверь. Номер квартиры, при всем желании, он не обнаружил и поэтому осторожно постучал. Ответа не последовало. Алексей толкнул дверь рукой, та со скрипом открылась, и на гостя пахнуло затхлым запахом мочи и пота.

Плохо окрашенный пол был покрыт старенькой, стёртой дорожкой, возле узкого окна стоял телевизор. В центре комнаты располагался круглый стол, накрытый клетчатой скатертью. Справа от двери возвышался огромный старинный шкаф.

— Есть тут кто? — поинтересовался Николаев. В дальнем углу что-то шевельнулось. Алексей пошёл по направлению звука, заглянул за угол шкафа и наткнулся на металлическую кровать.

— Ты кто? — услышал он старческий голос, шедший откуда-то из груды старых одеял.

— Здрасьте, — на всякий случай поздоровался он с хозяйкой комнаты.