Сергей Зверев - Сезон охоты на ментов

– Бери оптом по розничным ценам.

– Где разжилась?

– Фамильные драгоценности. На мели я.

– Гы-гы, шутишь все. – Он достал из кармана пиджака аптекарские весы, взвесил золото, проверил его кислотным карандашом.

– Брось, Серый, я фуфло не сдаю.

– Верю, но и тебя могли обмануть.

Получив деньги, Лиза поехала на троллейбусе в редакцию газеты. Главный вопрос насчет Зии она выяснила. Теперь, после беседы с редактором, ей придется еще раз «помучить» медэксперта: почему у них Зия – девственница, а по жизни – последняя шлюха?

Ясное утро, обещающее жаркий день, забивая тополиным пухом тюль в открытом дверном проеме балкона, пришло с рокотом приехавшего во двор «КамАЗа»-мусоровоза. Он грохотал на всю округу, опрокидывая содержимое мусорных баков в чрево своего кузовного приемника.

После нервной от переживаний, бессонной ночи Геннадий, укрываясь сверху подушкой, пытался сохранить сон. Но сон ускользал, и усталый, отупелый мозг снова засвербил мыслями о «проделках» отца и о беде, которой собирались наградить воры все семейство Егоровых.

Господи, за что ему выпало такое наказание? Он никогда не быковал. На службе в армии был примерным и доблестным защитником Родины, всегда готовым отдать свою яркую молодую жизнь ради процветания государства и народа. На службе в милиции, куда был завербован прямо из армии и отправлен в институт для получения высшего образования (тогда такое практиковалось, да и сейчас МВД и спецслужбы отслеживают перспективных парней и пытаются «окрутить»), вел себя корректно, даже по отношению к последним негодяям и подонкам. За что же опять ему выпало испытание? Причем такое, которое ясно говорило – воры победят.

Внутренний голос говорил ему:

«Кто ты, ничтожный, нищий «следачишка» Егоров, всегда предаваемый начальством, коррумпированным и жадным до денег, и кто они – «джентльмены фортуны», богатые, обладающие несметными финансовыми ресурсами и властью, которая держится на страхе?! Этот страх парализует всех, весь российский народ – от младенца в гибнущей деревне до высшего чиновника в Кремле. И ты хочешь им противостоять?»

И тут же другой голос кричал в ответ:

«Да, я буду им противостоять! Буду стоять за себя, за свою семью, за свою страну, за свой народ! Я так сказал. Геннадий Егоров!»

Геннадий вдруг проснулся. Фу, какой нервный сон! А казалось, что не спал… Да, вспомнил он, сегодня надо было переговорить о ремонте купленной по ипотеке трехкомнатной малогабаритной квартиры. Часть финансовых проблем возникла из-за этой покупки. Девчонки становились совсем взрослыми, и жить вчетвером взрослым людям в стандартной «двушке» становилось невмоготу. Геннадий оформил благодаря службе ипотеку, купили квартиру в соседнем доме, здесь же, в родном дворике. Жена, пока работала, взяла кредит на ремонт нового жилья. Они собирались после ремонта переселиться туда, а эту продать и погасить значительную долю ипотечных платежей. Потом бы жили на зарплату Геннадия, а с зарплаты жены рассчитывались с долгами. Но Ирину неожиданно сократили. Без всяких объяснений. Вот такая вышла комедия положений! Теперь к профессиональным строителям обратиться уже невозможно. Вчера Геннадий, терзаемый страшными мыслями о воровском «крючке», все же нашел в себе силы договориться с «дворовыми негодяями», чтобы оценили объем работ и сделали все по «демократичным ценам». Может, сил прибавила подсознательная уверенность в удачном исходе «дела отца»?

Геннадий приподнялся, бросил взгляд на сопящую Ирину – повезло ей с ним. Дрыхнет в свое удовольствие всю жизнь; а что не так, тут же истерика, и он вечно оправдывается и просит прощения! А за что? Это она Наташку проморгала. Сначала Машку, а теперь Наташку. Дуреха ходит вся в черном, раскрашенная, словно призрак… Это нормально, что дочь, которой пятнадцать лет, так дурит, а мамуля сладко спит?!

Геннадий раздраженно покачал головой – спит, слаще некуда! Мамаша…

Злясь на супругу, он поднялся и, ежась от утренней прохлады, вышел на балкон, обозревая пустой внутренний дворик.

Сегодня Бонивура не наблюдалось. Вчера часов до двух ночи пьяный орал песни на английском языке у кладовок.

Геннадий покачал головой – такой маразм только в России возможен: троечник-дебил, неоднократно сидевший в психушке, напившись вдрызг, орал на чистейшем английском песни «Битлз»! Голоса у Бонивура не было, но харизма! Геннадий даже восхитился: «Как вытягивает, тварь этакая!»

Бонивур ведь не всегда был «дураком». Сначала он гремел славой умника и «ботаника» района. Английский ему давался легко, словно был родным языком. Его даже обзывали «шпионом». Но все кончилось, когда его прекрасная мамаша, сейчас старая, всегда во всем черном, словно монашка, пошла в новый «заход». Ее нервный любимый (не отец Бонивура, даже не отчим, так, очередной хахаль) избил маленького Виталю, потому что, во-первых, не любил маленьких умненьких сынков своих гулящих подруг, а во-вторых, Виталька, реально был умнее взрослого придурка… Бил его по голове, сделав наполовину глухим, потом хотел изнасиловать, но тот, укусив гада в руку до крови, рванул прочь. Урод достал его кулаком в затылок. Виталик вылетел из пустого гаража, где все это происходило, выскочил со двора и, ревя благим матом, кинулся прочь почти на четвереньках. Рядом с ним притормозил милицейский «газик».

– Виталя, что с тобой?! – выскочил к перепуганному ребенку участковый.

– Дядя! Дядя! Тот дядя! Меня! Плохо!

Участковый увидел бегущего сожителя матери Бонивура. Рука сама достала пистолет из кобуры. Ублюдок остановился, но тут же нагло ощерился в улыбке:

– Товарищ участковый! Не лезь в наши семейные дела!

Участковый не выдержал, отщелкнул на пистолете предохранитель:

– Убью, мразь!

– Убьешь? Кишка тонка! – ерничал тот.

– Ты, ублюдок, проходил по делам о растлении детей!

– И что? Я свое отсидел! Не лезь ко мне, участковый, всем спокойнее будет!

– Убью! – кинулся к нему участковый.

– Ха-ха-ха! – Извращенец даже не сопротивлялся.

Участковый бил и бил ненавистного гада, но тот был здоровее, мощнее, значительно тяжелее по весу. Видя эту сцену, Виталя первый раз «помешался».

Потом были еще «помешательства», уже связанные с неумеренным употреблением алкоголя, пока он не стал Бонивуром и Полковником.

Геннадий тряхнул головой – отгоняя от себя воспоминания о Бонивуре.

– Гена!

– Что?! – Он аж дернулся от неожиданности.

Жена улыбалась, лежа на раздвинутом диване, – супруги в такую жару любили спать с открытыми балконными дверьми, откуда шла благостная ночная и утренняя прохлада.

– Что ты дуришь? – спокойно спросила она.

– Боюсь я, Ирка, – откровенно признался Геннадий.