Дик Фрэнсис - Пятьдесят на пятьдесят

Мы с Софи уселись за небольшой квадратный столик, на стулья столь неудобные, что, казалось, их сконструировал ушедший на пенсию пыточных дел мастер.

В целом сотрудники больницы относились к родственникам пациентов очень неплохо, всячески поощряли их проводить больше времени с больными. Здесь даже имелся специальный гостевой номер, где можно было переночевать. И мы с Софи были не единственной семьей, пришедшей в воскресенье отобедать ростбифом и йоркширским пудингом. «Вот только не мешало бы поставить стулья поудобнее», — подумал я.

— Может, в следующий уик-энд меня отпустят домой? Ну, спроси, пожалуйста! — взмолилась Софи.

— Ты же знаешь, дорогая, все решают врачи, — ответил я. — Обещаю, попрошу, но только чуть позже.

За едой разговоров было немного.

Софи могла говорить только о возвращении домой. Я же всячески ее отговаривал. Все равно все решают врачи, а не я. Пациентов психиатрических больниц могут вернуть обратно в общество лишь по согласию консультанта-психиатра либо по решению Специального медицинского совета по реабилитации, куда входит некто исполняющий обязанности главного санитарного инспектора, а также по решению координатора Центра психиатрии и здоровья. Если они сочтут, что Софи нужно пробыть в стационаре еще две недели, значит, так тому и быть, как бы я ни стремился поскорее забрать ее домой.

А вот с лекарствами была проблема.

На протяжении многих лет врачи практиковали лечение электрошоком, затем выяснилось, что это не только не помогает, многим даже хуже становится. А потому Софи ежедневно полагалось принимать целый коктейль из ярких разноцветных таблеток. Одни представляли собой антидепрессанты, другие обладали обратным действием, но в целом все можно было отнести к стабилизаторам настроения. Они помогали предотвратить симптомы заболевания у Софи, но обладали тем или иным побочным действием. И вызывали у нее не только тошноту, еще и понижали активность щитовидной железы, одновременно увеличивая потребность в углеводах. А потому Софи была права, когда говорила, что толстеет от них, а это, в свою очередь, было вредно для ее психического состояния, особенно в моменты депрессии.

Но самое проблематичное в ее положении заключалось в том, что эти препараты заглушали симптомы психоза, и она ошибочно начинала верить в то, что они ей больше не нужны. Таблетки и вызываемые ими побочные эффекты начинали казаться проблемой, а не выходом, и она переставала принимать их, отвергая, как мне казалось, сознательно, а не по забывчивости, и весь цикл повторялся заново.

Многие из таких страдальцев, как Софи, скучают по маниакальным «пикам» и специально перестают принимать медикаменты. Ведь именно в этот период они становятся очень деятельными, креативными. Бытует мнение, что Винсент Ван Гог страдал маниакальной депрессией и именно во время «пиков» создал величайшие из своих произведений, а пребывая в депрессивном состоянии, отрезал себе ухо, а позже и вовсе застрелился.

О многих великих писателях и художниках прошлого говорили: «беспокойные души», задолго до того, как их состояние стали оценивать как психическое заболевание. В самом названии — маниакально-депрессивный психоз — уже кроется объяснение. Сегодня его переименовали в «биполярную дисфункцию» — особым успехом пользуется это название у молодых литераторов.

— Желаете фруктовый салат и мороженое? — спросила одна из официанток, убирая большие тарелки.

— Да, пожалуйста, — ответил я. — Ты как, дорогая, будешь?

— Да, — еле слышным шепотом ответила она. — С удовольствием.

— Ты в порядке? — спросил я.

— В полном, — ответила она, но взгляд был какой-то отрешенный.

«Пожалуй, врачи правы, — подумал я. — Ей нужно побыть здесь еще две недели как минимум, а уж они постараются подобрать ей наиболее подходящую схему приема и доз».

После обеда мы пошли к ней в палату. Днем она обычно ложилась вздремнуть, и я надеялся, что именно усталостью и сонливостью вызвано ее состояние в конце обеда, что это не начало нового приступа депрессии.

Мы уселись в кресла перед телевизором и стали смотреть какой-то старый черно-белый фильм про войну. Вскоре Софи задремала, я же начал просматривать газету, в основном те страницы, где публиковались материалы о скачках. Уютно, тихо, почти как дома.

Слушания по делу о смерти отца состоялись в понедельник утром в суде коронеров в Мейденхеде.

Вся процедура заняла ровно четырнадцать минут.

Старшего инспектора Льювелина вызвали первым, он сообщил коронеру, что вечером в прошлый вторник, шестнадцатого июня, приблизительно в восемнадцать двадцать, на автостоянке у ипподрома в Аскоте произошло жестокое нападение, в результате которого тяжелые ранения получил мужчина, вскоре скончавшийся в больнице Вексхем-парк, что в Сло. Время смерти: девятнадцать тридцать того же числа.

Затем был зачитан письменный отчет патологоанатома о вскрытии, где причиной смерти была названа гипоксемическая гипоксия, иными словами — отсутствие надлежащей подачи кислорода в ткани и органы тела. Сама же гипоксия была вызвана обширным кровотечением в легких в результате множественных ранений, нанесенных покойному в живот заостренным на конце предметом, скорее всего, ножом с лезвием приблизительно двадцати сантиметров, или пяти дюймов, в длину и немногим более двух сантиметров в ширину. Во время каждого удара лезвие было направлено снизу вверх, пробило диафрагму и повредило оба легких. Гипоксия привела к ацидозу кровяной плазмы, что, в свою очередь, вызвало остановку сердца, церебральную ишемию, вследствие чего и наступила смерть.

Проще говоря, отец мой умер оттого, что его дважды ударили ножом в живот. От этих ран легкие наполнились кровью, а не воздухом, он стал задыхаться и умер.

Мой отец погиб от отсутствия кислорода в крови, поступающей в мозг.

Как и моя мама. Вот только там все произошло по-другому.

Меня вызвал коронер дать показания об опознании тела. Повестка действительно пришла по почте, я вскрыл конверт в воскресенье вечером. В числе прочего там говорилось о неприятных последствиях, которые ждали меня в случае непосещения заседания суда. Коронер попросил меня назвать полное свое имя и адрес, затем взять Библию в правую руку. И я, глядя в карточку, прочел клятву:

— Клянусь Господом Богом, Создателем нашим, что все сказанное мной здесь будет правдой и только правдой.

— Вы сын покойного? — осведомился коронер. Это был маленького роста лысеющий мужчина, скудные остатки волос он зачесывал поперек голого черепа. На протяжении всего заседания он что-то записывал в блокнот и только теперь поднял от него голову и смотрел на меня сквозь узенькие очки, стекла которых походили на половинки луны.