Дик Фрэнсис - Пятьдесят на пятьдесят

На их месте я задал бы еще один вопрос: почему мама не эмигрировала в Австралию вместе с отцом? Ответ был прост: он ее убил. Но я не собирался говорить им об этом.

Рано утром во вторник я поехал в Южный Девон и припарковал машину неподалеку от длинного ряда разноцветных пляжных домиков, выстроившихся за Престон-Сэндс, в Пейнтоне. Из Кенилворта пришлось выехать в четыре тридцать, чтобы избежать часа пик, и я добрался до места, которое агенты турфирм называют английской Ривьерой, всего за три часа с небольшим.

По иронии судьбы, пришлось проехать мимо ипподрома Ньютон-Эббот, где сегодня должны были состояться скачки. Но ехал я сюда не работать. Лука с Бетси должны были забрать оборудование и вечером ждать меня в Ньюбери. Я надеялся присоединиться к ним позже.

Я запер свой старенький «Вольво» и пошел прогуляться вдоль берега.

Приехал я довольно рано, Пейнтон еще только начал просыпаться, работники рядами расставляли шезлонги в бело-синюю полоску на траве, здесь позже должны были появиться отдыхающие. Людей на пляже было немного, несколько человек выгуливали собак, двое-трое занимались бегом трусцой. Какой-то мужчина с металлодетектором ковырялся в песке.

Прекрасный июньский день, и даже в восемь утра солнце уже довольно высоко стояло в небе, и яркие его лучи отражались в море миллионом танцующих искр. Становилось все теплее, и я пожалел, что не надел шорты и пляжные шлепанцы, а вместо этого вырядился в темные брюки и черные кожаные ботинки.

Вспомнились события вчерашнего дня.

— Южный Девон, — тихо сказал мне сержант Мюррей, когда мы стояли в холле зала суда.

— Что? — спросил я.

— Южный Девон, — повторил он. — Там убили вашу мать. В Пейнтоне, Южный Девон. Тело ее нашли на пляже, неподалеку от пирса.

— О, — протянул я.

— Четвертого августа семьдесят третьего года.

— Ясно. Спасибо вам, — кивнул я.

— Только не говорите старшему инспектору, что я вам сказал, — предупредил меня он, не спуская глаз с двери мужского туалета, за которой скрылся его начальник.

— Разумеется, ничего не скажу.

Он уже собрался отойти.

— А с ней был ребенок, которого тоже убили? — спросил его я. — Совсем маленький, младенец?

— Ну, в деле об этом ни слова, — ответил он и торопливо отошел в сторону: дверь туалета приоткрылась.

«Должно быть, бабушка что-то напутала», — подумал я.

Я снял туфли и носки, закатал брюки до колен и двинулся по пляжу.

Сам до конца я так и не понимал, зачем понадобилось проехать почти двести миль в поисках чего-то, что произошло тридцать шесть лет назад. Что я рассчитывал здесь найти — непонятно.

Накануне вечером я сел за компьютер, запустил поисковую систему «Гугл», ввел запрос «Убийство в Пейнтоне» и, к своему удивлению, обнаружил двадцать две тысячи ссылок. «А этот Пейнтон опасное местечко», — подумал я. И только затем понял, что почти все ссылки относятся к уик-эндам, по которым по телевизору показывали сериал «Загадочное убийство», а также к отзывам отдыхающих об обедах в местных отелях. Но были среди них и отчеты о реальных убийствах на побережье, хотя об убийстве Патриции Джейн Тэлбот в августе 1973 года я так ничего и не нашел. Просто Интернет, по всей видимости, не интересовали столь давние события.

И вот я шагал по пляжу в надежде, что пребывание здесь поможет мне понять, догадаться, что произошло так давно и почему.

Начался отлив, вода отступила, обнажив широкие полосы красноватого песка, сплошь испещренные какими-то мелкими следами и узкими желобками, по которым вода продолжала отступать к морю. Я целенаправленно продолжал шагать к югу, к пирсу, миновал величественные серые стены приморской гостиницы «Редклиф», нес туфли в руках, ноги утопали в песке. В какой-то момент остановился, оглянулся на оставленную мной цепочку следов.

Никак не удавалось вспомнить, когда я оставлял вот такие же следы на песке. Дедушка с бабушкой редко вывозили меня к морю, когда я был маленьким, но мы никогда не сидели и не ходили по пляжу. Во время войны деда отправили в Северную Африку, на протяжении двух лет он вдоль и поперек исходил египетскую пустыню. С тех пор у него выработалось стойкое отвращение к песку.

— Этот чертов песок повсюду проберется, — ворчал он и старался не приближаться к нему ни при каких обстоятельствах. Раз или два бабушка уговорила его посидеть на гальке в Брайтоне, пока я плескался в воде. Иногда мы ездили туда на день из Суррея, но никогда не отдыхали на берегу моря. Вообще, если вдуматься, мы ни разу не устраивали себе настоящих каникул. Для деда настоящим развлечением и отдыхом были скачки, куда он ездил почти ежедневно.

Пирс в Пейнтоне, как и все остальные пирсы в курортных зонах страны, был построен в конце девятнадцатого века, к нему причаливали суда для морских прогулок, когда начинался отлив и гавань мелела. С них же можно было нырнуть в воду. Как раз тогда появилась новая мода — купаться в соленой воде круглый год, считалось, это укрепляет здоровье. Очевидно, что инженеры Викторианской эпохи проявили незаурядное мастерство — почти все построенные ими пирсы благополучно дожили до наших дней, когда большинство людей пришли к выводу, что погружение в ледяную воду причиняет здоровью больше вреда, чем пользы.

Но пирсы выжили еще и благодаря тому, что их превратили в развлекательные центры. И пирс в Пейнтоне не был исключением, по всей его длине выстроились в ряд ларьки и аттракционы.

Я стоял на берегу в тени пирса и размышлял о том, что же могло произойти здесь с мамой. Интересно, где сам я находился в то время? Может, в тот судьбоносный день оказался здесь, в Пейнтоне, с родителями? Бывал ли здесь прежде, на этом самом месте у пирса, еще годовалым малышом? Был ли здесь, когда мама умерла?..

Смотреть тут было особенно не на что. Но я ничего такого и не ждал. Наверное, сглупил, примчавшись сюда из города, и теперь меня всю оставшуюся жизнь будет преследовать призрак матери, встретившей здесь ужасную смерть. Но что-то подсказывало мне, что посетить это место было необходимо.

Я достал из кармана брюк бумажник, вынул старенький измятый снимок родителей, сделанный в Блэкпуле. Всю жизнь я смотрел на него и тосковал по отцу. Именно его образ всегда доминировал в моем сознании, его, а не мамы. Дед с бабкой меня вырастили, именно они были моей семьей, но угнетала меня почему-то потеря отца, а не мамы.

И вот теперь я смотрел на ее изображение пристально, как никогда прежде. Стоял и оплакивал ее, думая о страшной смерти, которая подкараулила здесь совсем еще молодую женщину.

— Ты в порядке, парень? — раздался чей-то голос за спиной.

Я обернулся. На меня, прислонившись к одной из опор пирса, смотрел мужчина с седыми волосами, загорелый, в полинялом синем свитере и мешковатых шортах.