Джордж Бейкер - Тюряга

— У тебя, наверное, в бензобаке вода, — сказал Уоллес. — Открой рот.

Он посмотрел, не проносит ли чего Фрэнк во рту. Шмон — есть шмон.

— Снимай свитер, — сказал, подходя к Фрэнку, сержант Уинфилд. — Я тебе чудесную рубашечку приготовил.

Фрэнк снял свитер и голубые джинсы, готовясь облачиться в арестантскую одежду, которую принес ему Уинфилд. Впрочем, не такая уж она была и арестантская, обычная одноцветная рубашка и пара брюк — хлопковые для «пребывания в помещениях и камерах», как было написано в памятке, и полушерстяные для прогулок. Куртки выдавали по желанию, в «Рэдстоуне» всегда было тепло, ведь в котельной работали сами заключенные. А верхняя одежда — полушубки — как всегда, в раздевалке.

— Эй, Фрэнк, ты мне принес какой-нибудь подарочек с воли? — окликнул его Джоуд, когда он наконец вышел в общий зал, где уже толпились в ожидании ужина заключенные.

— А что бы ты хотел? — спросил его Фрэнк, крепко пожимая ему руку.

— Ты же знаешь — девчонку.

— Девчонку? — переспросил Фрэнк, улыбаясь товарищу.

— Да, плохо без девчонки.

— А что так?

— Яйца пухнут, — ответил Джоуд, завистливо косясь на Фрэнка.

Леоне расхохотался.

— Ладно, — сказал Джоуд, вздыхая, — когда меня выпишут отсюда, я свое возьму. Целый год не буду вылезать из постели.

— Смотри не надорвись. Оставь силы для работы.

— Не беспокойся. Кстати, ты гараж видел?

— Гараж великолепен. — сказал Фрэнк. — Только вот Том не шевелится, «плимут» как стоял в углу, так и стоит, похоже даже капот не открывали.

Раздался сигнал на ужин, и они присоединились к другим заключенным, уже толпящимся перед открытой дверью столовой. Знакомые и приятели приветственно хлопали Фрэнка по плечу, жали руку, засыпая вопросами и шуточками. Впрочем, насчет шуточек Фрэнк был довольно самолюбив и потому это были все больше беззлобные прибаутки, с помощью которых люди лишь выражают свое расположение друг к другу.

День прошел и прошел вечер. Фрэнк Леоне, заключенный номер 899 федеральной тюрьмы «Рэдстоун» города Флинта, штат Мичиган лежал на своей кушетке, повернув лицо к фотографии Розмари. Память прокручивала свой кинофильм. Мать в коричневом платье, а потом Розмари, их поцелуи, ласки. Фрэнк закрыл глаза. «Как хорошо, что страшные сны остаются лишь страшными снами и что они не сбываются», — он улыбнулся и снова открыл глаза. Розмари все также лукаво улыбалась с глянцевого листа под стеклом, прикрепленного к стене. «Спокойной ночи, дорогая, — сказал Фрэнк. — Приснись мне, пожалуйста.» Он поправил крестик у себя на шее и уткнулся в подушку, погружаясь в свой сон. Розмари снова была рядом с ним, они шли, обнявшись, по улице. Фрэнк снова видел белый тающий снег, гараж, лицо Розмари. Фрэнк не видел, как к воротам

«Рэдстоуна» подъехал специальный автомобиль — фургон с решетками на окнах. Фрэнк слышал звон капель, срывающихся с искрящихся на солнце сосулек и нежный, разжигающий чувствтенность смех Розмари. Фрэнк не слышал топот шагов по лестнице, лязг открываемых и захлопываемых дверей. Фрэнк не слышал, как Уинфилд спросил Уоллеса: «Кто это?» кивая на команду из четырех автоматчиков во главе с офицером, которые предъявив начальнику тюрьмы какую-то бумагу, спешили теперь по лестнице на второй ярус «Не знаю, — ответил Уоллес Уинфилду. — Какие-то официальные лица». Фрэнк снова лежал на огромной софе Розмари, глядя, как она, откинув волосы, развязывает поясок на халате, чтобы…

— Встать!

Резкий свет фонаря, направленного в лицо, заставил Леоне заслониться ладонью.

— Убери руку, дерьмо!

— Что вам надо? — спросил, окончательно просыпаясь, Леоне.

За ярким светом он едва различал какие-то фигуры, лишь по шуму догадываясь, что сейчас перед ним несколько человек.

— Взять его! — скомандовал офицер.

Двое в форме, закинув короткоствольные автоматы за спину, стали выкручивать Фрэнку руки. Он попробовал было вырваться, но сразу получил два удара — под дых и по голове. Ему заломили руки за спину и надели наручники. Прикладом автомата один из них разбил стекло, под которым висела фотография Розмари.

— У нас так не принято, — попробовал вступиться Уоллес.

— Он теперь подчиняется нам! — рявкнул на Уоллеса офицер.

Не снимая черных перчаток, офицер взял двумя пальцами Леоне за щеку:

— Мы тебя переводим, понял, собака?

— Куда вы меня переводите? — спросил Фрэнк.

— Куда надо, собака!

Они вытолкнули его из камеры и поволокли по коридорам.

— Пустите меня, пустите! — кричал Фрэнк.

— Пошел! Пошел!

Разбуженные криками, заключенные с любопытством приникали к окошечкам своих камер. Некоторые из них выкрикивали ругательства в адрес автоматчиков, другие подавленно молчали.

Во дворе тюрьмы, где стоял прибывший спецавтомобиль, было холодно и темно. Пошел снег и задул резкий ветер. Туча наплывала, поглощая луну, отчаянно пытающуюся прорваться сквозь ее космы.

— Куда вы меня тащите? — успел крикнуть Леоне. Но его уже бросили в кузов фургона и захлопнули дверь. Не имея возможности выставить перед собой руку он упал и больно ударился головой.

С грохотом откатилась по рельсу подвижная стена ворот и, включив алый, как кровь, спецсигнал, фургон двинулся в ночь.

Поднявшись и едва удерживая равновесие, Фрэнк облокотился на выступ крыла и прильнул лицом к маленькому забранному проволокой окошку, пытаясь разобраться, куда же его везут. Мелькнувшее во тьме здание элеватора, подсвеченное прожекторами, подсказало ему, что фургон направляется на юг. Но вскоре последние строения пригородов Флинта с редкими огнями исчезли совсем, и кромешная тьма уже мешала рассмотреть что-либо. Лишь иногда, когда начинали маячить фары встречных машин, спецавтомобиль включал свою зловещую мигалку, и тогда темнота озарялась кровавыми всполохами, напоминающими зарево пожара. Холодный, остывший на вечернем морозце кузов, неизвестность и дурные предчувствия заставили Фрэнка сжать зубы. Через какое-то время он поймал себя на том, что его тело сотрясает мелкая дрожь. «Успокойся, Фрэнк, — сказал он себе. — Это какая-то ошибка. Скоро все прояснится». Он почему-то вспомнил свой прыжок с мячом, когда днем показывал ребятам технику регби, и стал напрягать и расслаблять мускулы попеременно рук, ног, спины и живота. Через несколько минут он уже немного согрелся. Самообладание и уверенность в себе снова вернулись к нему, и он стал ждать, когда же окончится путешествие и, на всякий случай, готовиться к испытаниям, которым может подвергнуть его судьба. Незаметно он задремал, прислонившись спиной к внутренней стенке автомобиля, который миля за милей уносил его в непроглядную тьму хищно освещая ее перед собой желтым мертвящим светом фар.