Владимир Гриньков - Ментовские оборотни

Так бы мы и обсуждали с ними грибную охоту, которой здешние жители занимаются прямо на своих участках, и достоинства коньяка, который нашим гостям пришелся по вкусу, если бы не Демин.

– А ты ведь в местном ОВД работаешь? – спросил он у Михаила.

Тот кивнул в ответ.

– Так ты в курсе, наверное, всех этих дел, – повел рукой вокруг Илья. – В смысле, гибели Вероники Лапто.

Ай да Демин! Конкретный он мужик и настоящий администратор, который с первых минут знакомства мгновенно и безошибочно способен просчитать, что из этого знакомства можно полезного извлечь и чем новый знакомый может быть полезен. Я, в отличие от Демина, не догадался расспросить человека из местной милиции о деле, которое превратилось в нашу головную боль, а Илья среагировал.

– А что такое с Вероникой Лапто? – спросил Михаил с тем спокойствием в голосе, которое тут же заставило меня вспомнить о таких понятиях, как «тайна следствия» и «служебная тайна».

И я решил упредить возможный отказ Михаила поделиться с нами хоть какой-то информацией.

– Тут жила женщина, – сказал я. – Ее звали Вероника Лапто. А потом ее нашли в здешнем пруду. Вы наверняка об этом слышали.

– Слышал, – с прежним спокойствием подтвердил Михаил.

– Дело наверняка возбуждалось, – подсказал я ему. – По факту убийства.

– По факту смерти, – поправил меня Михаил.

– То есть речь об убийстве не шла? – уточнил я.

– Нет.

– А вы занимались этим делом, Михаил?

– Занимались мои коллеги.

– Но что-то вы все равно, наверное, слышали?

– Слышал, – подтвердил мой собеседник.

– Все-таки это было убийство? Или это была случайная смерть?

– Признаков убийства не обнаружено. Дело закрыто.

– Странно, – оценил я. – Вероника владела фирмой, которая распродавала здешнюю землю. Потом Вероника погибла. И у фирмы появился новый хозяин. Этот самый Жорж. Который, как выясняется сейчас, замыслил еще одно убийство. И неужели непонятно, что он мог быть причастен и к убийству Вероники Лапто?

Я запоздало обнаружил, что мои слова звучат почти как упрек. Как обвинение Михаилу и его коллегам если не в преступной халатности, то уж в глупости точно. Но Михаил на это не обиделся и ответил мне без резкости:

– Мы сейчас Жоржем занялись вплотную только потому, что помним эту странную историю с Вероникой Лапто. Да, дело закрыто, – кивнул он. – Но к нему всегда можно вернуться. Если откроются какие-то новые обстоятельства.

И я опять подумал о том, что Жорж обречен. Он сам подставился, по сути, когда замыслил расправу над семьей майора Тропинина. И если в прошлый раз он выскользнул, то теперь ему не позволят отвертеться и всех собак на него навешают.

– А к вам не обращались местные жители? – спросил я у Михаила. – По поводу здешних призраков?

– По поводу кого? – непонимающе посмотрел на меня Михаил.

Значит, не обращались.

– Здесь по ночам ходит женщина в белом платье, – пояснил я. – Это призрак. И многие видели.

Михаил посмотрел на меня недоверчиво. Наверное, он расценивал мои слова как розыгрыш.

– Многие видели, – повторил я упрямо.

– Призраков не бывает! – уверенно сказал старший лейтенант милиции, который по роду своей службы имел дело с суровой реальностью, где места призракам попросту не было.

– И я тоже видел! – привел я железный аргумент.

Тут Михаил замешкался с ответом. Наверное, он был сверхтактичным человеком и боялся поставить меня в неловкое положение своим правдивым, но неприятным для меня ответом. И все-таки врожденное чувство справедливости в нем, видимо, взяло верх, в конце концов и он сказал, смущенно хмурясь:

– Призраков не бывает, Евгений Иванович.

Призрак или не слышал слов старшего лейтенанта, или слышал и решил доказать обратное. Но он явился в тот же вечер.

Было темно. Демин остался в доме, я пошел провожать наших гостей. У машины мы прощались с ними долго и душевно, что было легко объяснимо – мы выпили много коньяка, потом выпили много водки, потом еще что-то пили, что смогли найти в доме Светланы, и после столь обильных возлияний даже не знакомые друг с другом прежде люди становятся закадычными друзьями, и дружба эта крепка и бескорыстна как минимум до наступающего на следующее утро тяжелого похмелья. Тропинин расчувствовался и говорил, что мы с Ильей – славные ребята и что он никогда не забудет о том, что мы согласились ему помочь, и теперь он вечный наш должник. Михаил сбросил наконец маску сурового опера, вслух радовался тому факту, что сегодня пил с Колодиным, и даже попросил у меня автограф, страшно при этом застеснявшись. Я говорил им, что очень рад был с ними познакомиться, и приглашал на съемки нашей передачи. В общем, всем нам было хорошо.

Их машина стояла у порога Светланиного дома. Я вызвался сопровождать гостей до выездных ворот, чтобы потом те ворота за ними закрыть, и сел в салон машины. Мы доехали до ворот и там тепло распрощались. Гости уехали. Я запер ворота и пошел по мощенной булыжником дороге обратно к дому. Россыпь звезд и полнотелая луна были единственными источниками света, и, когда мои глаза привыкли к темноте, я с удивлением обнаружил, что темнота вокруг меня не такая уж кромешная, как мне казалось поначалу. То есть в сумраке под елями что-либо разобрать было положительно невозможно, но зато дорогу я видел вполне отчетливо и шел уверенно. Я уже был готов замурлыкать себе под нос что-то беззаботное, как вдруг остановился будто вкопанный.

Это был запах. Тот самый. Непосвященные называли его «Сесиль» и утверждали, что это изделие под известной маркой «Дольче и Габбана», и что женщины пользуются такими духами, вот хоть знакомая Демина, девушка Людочка из аппаратной телецентра, но на самом деле запах этот принадлежал призраку старой графини, я это знал, и это знание впечаталось в мой мозг намертво.

Я замер и принюхался. Я не ошибался. Здесь и сейчас была графиня. Или она стояла где-то рядом, но я ее пока не видел, или она только что, буквально секунду назад, прошла впереди меня. Я бы дрогнул и испугался, наверное, но я был нетрезв почти до безрассудства, и это все решило. Я бросился вперед, намереваясь настичь старуху, но уже через несколько шагов обнаружил, что ошибся. Я потерял этот запах, вырвался из пахучего шлейфа, оставленного призраком, и закружился на месте, как потерявшая след собака. Мне пришлось вернуться, и я снова поймал призрачный аромат. Он увлекал прочь от дороги, в сгустившийся под елями мрак, в эту жуткую черноту, где невозможно было ничего увидеть и где запросто можно было свернуть себе шею, но я ни о чем таком не думал, а думал о том, что в этой темноте белое платье будет видно, оно выдаст старуху, и уж теперь она не исчезнет так же внезапно, как это было в прошлый раз.