Владимир Гриньков - Ментовские оборотни

Никита опустился в стоявшее поодаль кресло, и все мы были перед ним как на ладони – и Жорж, лежавший на полу, и мы с Деминым за столом. Обдуманно выбрал позицию мальчик. С узконаправленной подготовкой оказался студент. В каких университетах таким наукам учат? Уж не в Московской сельскохозяйственной академии имени Тимирязева, голову даю на отсечение.

Демин сделал резкое движение, и Никита тут же среагировал. Сказал требовательно:

– Сидеть!

И Демин снова превратился в статую. Потому что Никита сидел с пистолетом в руках, и трудно было понять, чего можно ждать от этого мальчика, который на поверку оказался никакой не мальчик, и какие еще сюрпризы он способен нам преподнести. Но и ожидание непонятно чего становилось уже невыносимым.

– Никита, надо бы вызвать милицию, – предложил я.

– Я сам милиция, Евгений Иванович, – сказал Никита сухо, и непонятно было, правда это или он только что меня таким образом грубо отшил.

В моем кармане зазвонил мобильник. Я вздрогнул от неожиданности, но не сделал попытки достать трубку из кармана. Смотрел на Никиту и ждал, что тот скажет. Он размышлял, я видел. Его этот звонок тоже застал врасплох. Чтобы помочь ему в принятии решения, я подсказал:

– Я всегда отвечаю на звонки! Всегда!

Тогда он кивнул.

– Ответьте. Только не говорите о том, что здесь произошло.

Его слова звучали как приказ.

Я выдернул мобильник из кармана.

– Алло?

– Евгений Иванович! Это Борис Никифорович, – сказал мужской голос.

– Кто? – не сразу понял я.

– Кузубов. Подполковник. Мы только что сидели с вами у Петра Семеныча…

– А-а, да-да, – вспомнил я милицейского подполковника с луноподобной лысиной, и моя рука, сжимающая телефонную трубку, мгновенно взмокла.

– Я по поводу того, что вы сказали, – продолжал Борис Никифорович. – По поводу спецоперации, в смысле. Ну, что вроде бы мои ребята кого-то там взяли в оборот… Вы еще сказали, что какой-то там Михаил, оперативник…

– М-да, – промычал я в ответ неопределенно.

Я не знал, как дать знать ему о том, что мои дела не то что плохи, но уж и не в шоколаде я, что верно стопроцентно.

– Мои точно в этом не участвовали, я вам сразу это сказал, – говорил подполковник. – Но я еще к соседям обратился… Ну, в другое, в смысле, ведомство… Вы понимаете?

– Да! – коротко ответил я, мучимый собственным бессилием и невозможностью что-либо предпринять.

Как дать знать ему?

– И они тоже не в курсе, Евгений Иванович. Так что странная получается история. Вы не могли бы мне подробнее рассказать?..

– Нет, Иван Иванович, – наконец сообразил я.

Это было настоящее озарение.

Мой собеседник растерянно умолк. Я терпеливо ждал, пока он сообразит.

– Это Борис Никифорович, – сказал он неуверенно.

Не сообразил пока. У вас еще одна попытка, товарищ подполковник.

– Уж это я понимаю, Иван Иванович, – гнул я свое, стараясь говорить своим обычным голосом и не переигрывать.

– Вы не можете сейчас говорить? – спросил подполковник.

Молодец! Надо обязательно расцеловать его при встрече.

– Молодец! – сказал я в трубку одобрительно.

Никита прислушивался к разговору, но поскольку он не слышал подполковника, а мог оценивать лишь мои слова, он никак не мог понять, о чем речь.

– Вы под контролем? – заторопился Борис Никифорович.

– Умница! Я всегда ценил такой талант! – гнал я абракадабру.

– Вы где? В машине?

Я демонстративно, для одного только Никиты, посмотрел на часы и сказал в трубку:

– Нет, я за городом и выеду не скоро.

– В Воронцове?

– Да, – ответил я с легким сердцем.

– Сколько их? – продолжал лихорадочно скачивать информацию подполковник.

Никита жестом показал, что надо бы мне с разговором закругляться. Я согласно кивнул ему в ответ, но так же, жестом, попросил еще пару секунд, чтобы закончить.

– В этом розыгрыше пока всего одна сцена, Иван Иванович, – сказал я подполковнику. – Но будет больше, обещаю.

– Он один, но еще подъедут? – спросил Борис Никифорович.

– Разумеется. Такая работа.

Никита нахмурился.

– Извините, позже договорим, – сказал я в трубку.

– Понял! – отозвался подполковник.

Я дал отбой.

– По работе, – сказал я Никите извиняющимся тоном. – Это еще спокойный день. А то, бывает, трубка раскаляется.

Лишь бы подполковник успел нас разыскать. Лишь бы сообразил побыстрее, где здесь, в Воронцове, нас найти. В принципе, домов здесь не так уж много. Отыщет, если не дурак. Очень хотелось надеяться, что не дурак.

Тропинин прибыл очень скоро. Стремительно ворвался в дом, нас с Деминым всего лишь сфотографировал взглядом и даже не кивнул, и тут я обнаружил, что он не то что раздосадован или обеспокоен, а разъярен. Склонился над распластанным на полу Жоржем, грубым резким рывком за волосы приподнял голову пленника, убедился в том, что это действительно Жорик, после чего, нисколько не стесняясь нашего присутствия, зло пнул ногой пленника по ребрам и процедил в бешенстве:

– Я же тебя предупреждал!

Его слова звучали как последнее «прости!». Мол, я же тебя предупреждал, паскуда, что лучше бы тебе держаться от меня подальше, а ты великодушия не оценил, и мне теперь придется все-таки тебя убить. Не хотелось марать руки, но теперь уж ничего не поделаешь, сам, брат, виноват.

Я почему-то сразу же поверил в то, что он убьет Жорика. А дальше, получается, и нас?

Тропинин отвел Никиту в сторону, и они вполголоса о чем-то совещались, но при этом всех нас держали в поле зрения, так что и я тоже чувствовал себя пленником. Тропинин злился, я видел, как перекатываются желваки на его лице. Все выглядело так, будто пьяный Жорик со своим карабином спутал Тропинину все карты и майор пока даже не представлял себе, как можно разрешить возникшие вдруг проблемы.

Слушая Никиту, Тропинин теперь все больше посматривал не на Жорика, а на нас с Деминым, и хотя при этом ярости у него во взгляде заметно убавлялось, я все-таки чувствовал озноб, поскольку догадался, что Тропинин решает про себя, что с нами делать.

Тропинин направился к нам. Он был уже не зол, а излучал доброжелательность. Но я ему не верил.

– Все нормально, Евгений Иванович, – сказал он, обращаясь ко мне с интонацией пожарного, только что спасшего человека из огня и обещающего, что все опасности остались позади и ничто человеку больше не угрожает.

– Надеюсь, – нашел я в себе силы улыбнуться.

– Так было нужно, – сообщил Тропинин, по-прежнему испытующе заглядывая мне в глаза.

– Конечно, – не стал я перечить.

– Теперь все позади, – сказал Тропинин таким тоном, будто хотел меня загипнотизировать. – Все, как прежде.

Мне вдруг показалось, что он прощупывает меня, пытается понять, буду ли я молчать о том, что здесь увидел. Хочет спрогнозировать мое поведение после того, как он потеряет надо мной власть и я уже буду самостоятелен в поступках. Ему было важно знать, насколько я для него опасен. Готов ли я играть по предлагаемым им правилам.