Дмитрий Харитонов - Репортаж не для печати

– Как здоровье императора? – спросил Менгисту у своего заместителя Атнафу Абате.

Тот взглянул на часы.

– Очень плохо. Наверное, он уже умер.

– Вы хотите сказать, что мой приказ приведен в исполнение? – процедил сквозь зубы Менгисту, устраиваясь поудобнее на заднем сидении бронированного черного «мерседеса».

– В больницу отправился ваш личный врач, – отозвался Атнафу Абате.

Менгисту недовольно поморщился.

– Он не сможет проделать это в одиночку.

– Ему помогут, – зловеще осклабился его заместитель. – Туда отправились еще шесть офицеров безопасности.

Менгисту рассудительно произнес:

– Надо все проверить. Поехали в больницу.

Он хотел лично убедиться в том, что императора больше нет на свете и его личной власти никто, даже потенциально, не угрожает. У ворот больницы кортеж автомашин встречал Эндале Гелан, личный врач лидера революции. Он был рослым и энергичным, с колючими глазами, спрятанными за слегка затемненными стеклами очков. Эндале провел своего патрона в больничную палату, где четверть часа назад он, при помощи офицеров службы безопасности, задушил подушкой престарелого императора, управлявшего Эфиопией почти полвека.

– Прекрасно, – удовлетворенно кивнул Менгисту, увидев бездыханное тело Хайле Селассие I. Император был до подбородка укрыт белоснежной простыней, поверх которой лежали на груди его сцепленные руки. – Нужно будет объявить о скоропостижной кончине Хайле Селассие I. Эндале предупредительно осведомился:

– Какой указать диагноз?

В разговор вмешался заместитель Менгисту.

-Идиот, – сердито обронил Атнафу- – Никакого диагноза. Никакого вскрытия. Просто сообщение о тяжелой и продолжительной болезни, в результате которой старик отправился в Долину Теней.

Менгисту не сводил глаз с безымянного пальца правой руки императора, с которой исчез редчайший по красоте драгоценный перстень. Эндале поймал его взгляд и виновато сунул руку в карман голубого френча.

– Когда ты, наконец, забудешь свою дурацкую привычку? – раздраженно поинтересовался Менгисту у своего врача. – Надеюсь, ты понимаешь, что красть – это тяжкий грех.

Эндале кивнул головой и с готовностью поклялся, что больше не даст поводов упрекать его в чем-либо. Менгисту взял протянутый ему перстень и поднес его к свету, любуясь игрой камней.

– Чудесная работа, – восхищенно произнес он.

– Великолепная, – согласился Атнафу. – Перстень делали лучшие ювелиры Швейцарии. Император считал его одним из символов своей власти.

Менгисту спрятал перстень в правом кармане форменных брюк и, с расстановкой, обращаясь к заместителю, произнес:

– Хайле Селассие I нужно похоронить тайно.

– Да, но где? – вопросительно пробормотал Атнафу.

Менгисту резко развернулся, собираясь покинуть

комнату, в которой находился покойный император, и бросил через плечо:

– Там, где его никто не будет искать. Где его могила никогда не станет местом поклонения для сторонников монархии.

– Я что-нибудь придумаю, – вкрадчиво пообещал Атнафу, следуя за вождем.

Он был человеком, умевшим держать свое слово. Спустя несколько часов, еще до выступления Менгисту по радио с объявлением о смерти Хайле Селассие І, тело императора упаковали в полиэтиленовый мешок. Его закопали там, где никому и в голову не могло прийти искать останки монарха – под полом в туалете, примыкавшем к канцелярии Менгасту Хайле Мариама.

3

Когда я прилетел в Аддис-Абебу, то почти сразу же попал под сильнейший ливень. Дождливый сезон, продолжающийся в Эфиопии с июня до середины октября, оказался в этом году как никогда щедрым на грозы. Причем, нередко они сопровождались крупным градом.

Я вымок до последней нитки и, после прибытия в отель «Орхидея» поспешил достать из чехла светлый костюм. Вызвав горничную, я попросил ее быстро прогладить едва заметные складки на пиджаке.

Через полчаса, одетый в безукоризненный костюм, я прогуливался в просторном холле гостиницы. Точно в оговоренное время ко мне подошел личный водитель Менгасту Хайле Мариама – высокий стройный неф, похожий на фото модель, сошедшую со страниц модного журнала.

– Извините, вы – господин Маклин? – спросил он на превосходном, без малейшего акцента, английском языке.

– Да, – ответил я.

– Мне поручено отвезти вас в президентский дворец, – вежливо сказал он. – Пожалуйста, следуйте за мной.

Связи Роя Денвера были столь серьезны, что оказали магическое воздействие на тех людей, к которым он обратился с просьбой организовать интервью президента Эфиопии с журналистом телекомпании Си-Эн-Эн. Насколько мне было известно, на Менгисту было совершено, по меньшей мере, девять покушений. В целях конспирации местожительство вождя Центрального Комитета Рабочей партии Эфиопии тщательно скрывалось. Менгисту сократил до минимума общение с иностранными журналистами, скрываясь в укрепленных казармах четвертой армейской дивизии, рядом со штаб-квартирой Временного военного административного совета.

Полный провал социалистических экспериментов обескровил эфиопскую экономику. Окончательно ее добила война с повстанцами северной провинции Эритрея, которые сражались за независимость этой территории вплоть до отделения ее от Эфиопии. Боевики провинции Тыграй, находившейся по соседству с Эритреей, сразу после падения монархии, объединились с сепаратистами с борьбе против режима Менгисту Хайле Ма-риама.

Долгое время война с повстанцами велась с переменным успехом. Выросло целое поколение эфиопов, которым просто был неизвестен другой образ жизни, кроме как ложиться и вставать, кладя под изголовье автомат Калашникова. Сотни тысяч людей покинули Эфиопию и осели в лагерях беженцев в Йемене, Сомали и в Судане. Оставшиеся испытывали тяготы не только изнурительной борьбы, но и постоянных неурожаев. Натиск противников Менгисту все усиливался, правительственные войска стали постепенно оставлять провинции, находившиеся поблизости Эритреи. К моменту моего визита в Эфиопию оппозиция контролировала около трети территории страны. Ожесточенные бои шли всего лишь в ста милях от столицы.

«Мерседес», в котором я ехал на встречу с «красным негусом», не стал лавировать в узких улочках старых кварталов АддисАбебы. По ним еще можно было прогуляться пешком, отбиваясь от многочисленных ремесленников, предлагавших купить только что сделанные безделушки из красного дерева или же нехитрые ювелирные украшения. Но проезд на машине обещал серьезные трудности и перспективу застрять возле одной из лавчонок, где торговец варит кофе в пузатых кофейниках и, с низким поклоном, предлагает чашку густого черного напитка всякому приближающемуся к его магазинчику. Это – абиссинское приветствие. Чашечка кофе ни к чему не обязывает, за нее не нужно платить или благодарить. Можно остановиться на несколько коротких минут, отведать ароматный напиток и обменяться несколькими ничего не значащими фразами.