Сергей Недоруб - Песочные часы

— Ну, не мне решать, конечно, — предположил Эльф. — Но если бы я знал, как прорваться через Заслон, и мог это сделать, то не стал бы терять времени. Не знаю, что может быть важнее этого.

— Мы и не знали, — ответил Борланд. — Марк понял это только недавно.

— Как же недавно, если это его собственная гитара?

Борланд, не вникнув в смысл последних слов, опустил голову и уставился на красивый инструмент. Внезапно у него пересохло в горле.

— Что ты сказал? — спросил он.

— Что? — не понял Эльф. — Я говорю, что не понимаю, зачем устраивать схрон с гитарой в Красном Лесу и потом где-то бродить целую неделю.

— Но это же не тайник Марка. Он никогда тут не был. Я за это ручаюсь.

— Не был, — согласился Эльф. — Этот схрон устроили по его приказу.

Борланд попробовал воспринять эти слова спокойно, но не сумел. Его мысли окончательно разбежались по задворкам сознания, оставив лишь тупое чувство полного непонимания ситуации.

— Эй, тебе нехорошо? — спросил Эльф.

Борланд мотнул головой.

— Все в порядке, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал твердо. — Откуда тебе известно про схрон?

— Откуда известно мне?! Да это кому только не известно! Половина Бара тебе подтвердит, что на прошлой неделе с Кордона на север прошло двое волков из клана «Грех» с гитарой на плече! Поскольку им самим такой гитары не достать, то ясно, что они выполняют какое-то задание. Или ты хочешь сказать, что не знал, что именно Марк раскапывал в собственном схроне?

— Постой, — Борланд поднял ладонь. — Ты точно уверен в своих словах?

— Чел, это не подлежит сомнению. Данная гитара принадлежит Марку, и была его собственностью с самого начала. Он пришел с ней в Зону. И эта яма у вертолета — его собственный тайник. И всегда им был.

Эльф снова поднялся, выбрасывая окурок.

— Да и вообще, — сказал он, пожимая плечами. — Почему бы тебе не спросить у него самого?

Сталкер вернулся к Марку и Ореху.

Борланд, находясь в полном смятении, оглядывал горизонт в поисках хоть каких-то подсказок, должных разъяснить, что к чему. Встретившись взглядом с Сенатором, он прочитал в его глазах суровое внимание.

Встав на ноги, Борланд посмотрел на Марка, который с помощью Ореха снова пристраивал рюкзак на плечи. Сталкеры прошли мимо него.

— Мы идем в Припять, — сказал Марк. — Ты с нами?

Не ожидая ответа, Марк уверенно зашагал на север.

Борланд, чувствуя себя, как человек после жестокого розыгрыша, молча смотрел ему вслед. Сенатор тоже поднялся и стоял на месте в ожидании действий Борланда.

— С тобой? — тихо спросил Борланд. — Как же без этого? У меня вопросы к тебе. Много вопросов. И ты, клянусь честью, ответишь на все.

Бросив гитару на землю, он до боли сжал руку в кулак и пошел за Марком.

Оставшийся в одиночестве шаман бережно спрятал гитару обратно в схрон, закрыл крышку ящика и наскоро присыпал землей. Прислушавшись к возможным посторонним звукам, он отправился догонять своих товарищей. Разбитый вертолет грустно махнул ему на прощанье лопастью винта, слегка покачнувшегося под действием порыва радиоактивного ветра Зоны.

Марк прошел не менее километра, прежде чем понял, что именно показалось ему странным. Местность, по которой он двигался вместе с Орехом и Эльфом, ничем не была похожа на ту Зону, к которой он привык. Обычно он обходил аномалии стороной при их появлении на экране бесшумного детектора, пристегнутого к рукаву, и научился механически отмечать их в сознании, думая при этом о чем-то другом. Большинству сталкеров такая тактика показалась бы самоубийством, но Марк настолько слился с Зоной, что аномалии были для него препятствием не большим, чем ямы в земле или ствол поваленного дерева на пути. Старые проводники нашли бы что сказать о сталкере, получившем годовой опыт выживания за неделю. Только не знали они, что у Марка было времени намного больше.

Территория редеющего леса, по которой шел Марк, вообще не была Зоной как таковой. Кропотливо выработанное «чувство Зоны» бездействовало. Марк видел только естественную природу данного климатического пояса, столь привычную его органам чувств на Большой Земле. Радиоактивный фон был в норме — в сталкерской норме, а не общеустановленной. Но, поскольку Заслона больше не существовало, было бы глупо удивляться отсутствию разницы в уровне радиоактивного загрязнения. Конечно, внутри купола должно было фонить не меньше, чем за его пределами, и даже больше. Однако Зоны не чувствовалось. Ни аномалий, ни артефактов не было, равно как и чего-либо неестественного. Марк не сразу подобрал подходящее сравнение — обстановка выглядела так, словно второго взрыва никогда не происходило. Обыкновенная зараженная местность образца 2006-го года, относительно безопасная для экстремального туризма.

Сталкеры вышли на автомагистраль и направились в сторону города. Красный Лес остался далеко позади и справа, впереди была лишь дорога, по обеим сторонам от которой пролегало непаханое поле. Только сейчас Марк понял, что именно эту картину он и ожидал увидеть. Осознание того, насколько правдивыми оказались его предположения, заполнило сталкера тихим трепетом и восторгом.

Борланд шел в хвосте группы. Он молчал, фиксируя все изменения, связанные с экологией местности и поведении команды. Сталкерам начало казаться, что они благополучно вышли из Зоны и скоро встретят первые обитаемые поселки, троллейбусы и работающие заводы. Вид приближающейся Припяти и строения ЧАЭС вдали сбивали с толку, наводили на мысль о чьей-то вселенской ошибке.

Когда они миновали дорожный указатель на двух столбах с облупившейся надписью «Припять», у Борланда окончательно сформировался перечень вопросов к Марку, но был явно неподходящий момент для того, чтобы их задавать. Зона, к которой они привыкли, осталась далеко позади, в двух часах ходьбы. Солнце должно было скоро коснуться горизонта, и становилось ясно, что, при самом благополучном раскладе, команда будет вынуждена заночевать в Припяти. Но чувства опасности при этом не возникало — до того бывший атомоград был издали похож на заурядное цивилизованное селение, жители которого просто еще не вернулись с работы.

И, по мере того, как сталкеры вступали в город, их охватывало понимание, что никто и никогда в этом месте с работы уже не вернется. Пустоты когда-то густонаселенного пункта начали давить на разум похлеще самых меланхоличных районов Зоны. Первые дома, построенные по новаторскому в свое время принципу треугольной застройки, смотрели на сталкеров пустыми глазницами разбитых окон. Осиротевшая детская площадка выделялась из общей картины красноречивым памятником искренней мечты о светлом будущем. Печальнее скрипящих на ветру, давно несмазанных качелей могли быть только качели безмолвные. Уже невозможно было подсчитать, для скольких детей они стали последним воспоминанием времен беззаботного, но несправедливо короткого детства.