Эльмира Нетесова - Клевые

— Ох и повезло ему! Иначе бедная животина до сих пор ходила бы в гипсе! — посочувствовал, похвалил коня Егор.

— А что это вы, дядечка, все подковыриваете меня? Вы кто этому дому приходитесь? Эдакий заморенный, да худосочный! Уж не чахоточный ли часом? Иль кровями маетесь?

— Ты что? Охранела, Хрося? С чего это у меня — мужика бабья болезнь появится? — взвился Егор и, став перед громадной бабой кривобокою былинкой, сказал твердо: — Я тут хозяин! Будешь гадости говорить, вышвырну за дверь, на улицу! Я тебя сюда не звал!

— Чего зашелся, дядечка? Я ничего худого не имела в виду! — растерялась Фрося. — Вот и в нашей Солнцевке все подчистую му- жуки, такие же ерепенистые, шебутные! Как петухи! Все грозятся! Ругаются. А коснись работы, и никого вокруг!

— Что у тебя сегодня случилось? Что за беда? Отчего ревела? — перевела Антонина разговор на другую тему, видя, что Егор начал злиться уже всерьез.

— Меня еще бабка упреждала, что в Москве одно жулье живет. И папаня остерегал. Я ж позабыла их наказы. И рот раззявила на прилавки. Не враз приметила, что мне за пазуху мужик почти целиком влез. Хотела испросить, кого он там забыл? Достала его оттуда. А он мне ножиком по руке и оттуда. Вместе с деньгами, какие я завсегда в сиськах прятала. Ни копейки не осталось, ни гроша! Все, что за год заработала, разом спер! — взвыла баба так, что на ее голос сбежались все девки.

— Что ж ты его не поймала? — удивилась Нинка.

— Он в толпу сиганул и потерялся сразу! Уж очень мелкий был!

— Что ж теперь делать будешь?

— Мне в Солнцевку с пустыми руками вертаться нельзя. Бабка со свету сживет. Всю душу застрекочит. С дому сгонит насовсем!

— А что в Москве делать будешь? — усмехнулась Роза.

— Да, девки! На такую тундру во всем свете клиента не сыскать!

— Люди добрые! Помогите, бабы! Сгину! На все согласная! Только бы не вернуться в дом обкраденной!

— В нашем деле не потянешь! — заметила Нинка и рассказала гостье, чем теперь подрабатывают многие бабы. Та слушала, выпучив глаза.

— Тебе и это не подойдет. Не найдется желающих разделить участь коня, на каком хотела научиться ездить! — съязвила Роза.

— Чего? А чем ты красивше? — стала перед девкой, подбоченившись горой. Насупилась, нахмурилась и пообещала: — Чем я хуже? Коль вам не зазорно, мне тоже не срамно! Отобью всех мужуков! Вот увидите!

Егор, услышав такое, до ночи хохотал.

— Хроська! Пошли клиентов клеить! Ты будешь стопорить, я — деньги собирать. За ночь с полсотни тряхнем!

— Ты, дядечка, не смейся про меня. Если я раззлуюсь, это все! — говорила гостья.

Ее в тот же вечер назвали Тундрой. И девки, и хозяева не верили, что удастся Фроське прижиться в Москве. Но… Судьба всегда смеется над сомненьем. И уже на следующий день к Фроське, попавшей на Рижский рынок, пристали трое азербайджанцев.

Они увезли ее к себе на квартиру и не выпускали целую неделю. Натешившись вволю, дали денег, фруктов, привезли на такси к самому дому Егора. Дали ей номер телефона, попросив позвонить, как только отдохнет.

Фроська заволокла на кухню тяжеленные корзины с арбузами и виноградом, персиками и гранатами. Выволокла со дна корзины пару бутылок и коробку шоколада, сказала:

— Я не искала! Сами нашли! А уж мужуки, скажу вам, бабы, не то что наши деревенские! От этих цветами пахнет! Не то, как от солнцевских — за версту говном прет. И сами с себя культурные! С форсом! Видать, грамотные! В городах жили, на кине росли, на пальмах. Не то что мы — все под копной. И любим, и нарождаемся, и помираем! У них там море! Они говорили, что это — прорва воды, и вся она соленая! И какой же то болван так озорничал? Видать, в нашем сельпо всю соль скупил, а там выбросил в воду. У нас две зимы соли не было. А они ее дарма получили! Уж не знаю, может, и сбрехали они мне?

— Сколько они заплатили тебе? — поинтересовалась Роза.

Тундра достала доллары. Пятьсот. Умолчала о том, что в чулке

спрятала столько же.

— Теперь тебе в деревню вернуться можно! Вон сколько денег заработала!

— Ишь, какая глазастая! Мне в деревне год на кухне коптиться надо, чтоб столько собрать! А тут за неделю! И горб не гнула! Ни одного мозоля не набила! Разве что там? — глянула вниз. И, хихикнув, успокоила саму себя: — Недолгая морока!

Трясущейся рукой отдав Серафиме сто долларов, Фроська по

шла спать в отведенную ей комнату. Оттуда вскоре послышался такой храп, что двери на кухню пришлось закрыть.

— Вот тебе и Хрося! — усмехнулась Тоня.

— Похудела Тундра за неделю! Укатали джигиты! И бока, и щеки опали. Раньше юбка на заднице трещала. Теперь она ее на поясок взяла! — подметил Егор.

— Не пойму, что они в ней нашли, эти азербайджанцы? — удивлялась Нинка.

— Они толстых баб любят. Я об этом много раз слышала! — отозвалась Роза.

— Но она ж… тупая!

— Чудачка! В постели все бабы одинаковы. И умные, и глупые. Иные мужики даже предпочтение отдают дурам, не терпят умнее себя, не хотят с ними иметь дело. Дуры они послушны и покладисты, как подушка, с ними удобно и просто, себя на высоте, человеком чувствуют. Мозги можно запылить. Вот тебе или мне трудно это сделать. А Фросе рассказали о море, о пляжах, горах, она и развесила вареники! Доверчивая деревня! Ей все в новинку! Все в диковинку. Но и она когда-то оботрется.

Фрося не слышала пересудов и спала крепким сном усталой кобылы. Она проснулась утром. И, выйдя на кухню, поздоровалась со всеми.

Егор подвинул ей табуретку, но едва Тундра присела, та заскрипела, затрещала, зашаталась под бабой.

— Эй, Хрося! Пересядь на стул! — встревожился хозяин.

Фроська ела так, что девки удивлялись ее обжорству.

— Ну, Тундра, тебе саму себя дай Бог прокормить! У тебя не пузо — вагон-морозильник!

— Прорва! Так вся деревня говорила! Недаром меня ни на одну свадьбу не приглашали! Потому как одна за всю Солнцевку со свадебной жратвой управлюсь! Мне одной целое ведро самогону надо! Его всем мужикам — до горла набраться! Я к одним на свадьбу пришла! Нажралась, напилась, пошла плясать и на тебе, только топнула ногой — у них печка развалилась. Молодые — в слезы, зачем свадьбу испортила? Так ведь не хотела! Они после того две зимы бились, чтоб на ноги встать. И все меня винили, ровно я ихние харчи все пожрала на свадьбе! Да только брехали они все!

— Хрось! А у тебе в своей деревне был ухажер? — полюбопытствовал Егор.

— Дядечка! Я ж говорила! По нашей потаповской породе никого вблизях не водилось. Только вот такие, как ты. Ну что я с тобой делать стала б?

Егор поежился. Ему сразу неуютно и холодно стало у горячей печки.

— Был, конечно, и у меня свой голюба! Ох, и играл он на гар

мошке! Звонко да голосисто! Я его трехрядку из всех узнавала. Озорной у нее был смех, заливчатый! Да только не насмелилась ему про свою любовь выложить. Один раз только спела частушку, что полюбила гармониста, положила ему платочек на гармонь. А он на другой день аж на войну сбежал…