Эльмира Нетесова - Клевые

Роза не забыла. Но, вернувшись домой, подолгу прокручивала в памяти каждый свой визит, всякий разговор, любое новое знакомство.

Ею восторгались все. Она верила не словам, отношение к ней проверялось в разных ситуациях.

Поднималась она домой по лестнице. А соседи сверху облили ее помоями. Роза позвонила Славику, пожаловалась мимоходом. На следующий день к соседям заявились крутые мальчики. Всех выбили из комнаты, кувырком спустили по лестнице. Затолкали в машины, увезли куда-то. Вернулись они лишь через неделю. На Розу даже глянуть боялись. Ни с нею, ни с матерью не разговаривали. И весь дом предупредили, теперь даже дворовые кошки и собаки старались не попадаться им на пути.

Пристали в подъезде двое бомжей. На следующий день их нашли мертвыми в овраге за домом.

Накричал на Розу участковый за то, что паспорт просрочила. На следующей неделе был уволен из органов.

— Совпадения! — усмехался Славик поначалу. И об очередной неприятности слушал вполуха.

— Дворничиха, ядовитая старуха, на весь двор стала мать обзывать! Все кричала: убирайтесь в свой Израиль, проклятые! Все беды из-за вас на наши головы валятся! Уезжай к своему мужу! — рассказывала Роза.

Вскоре старуха исчезла бесследно. И никто из жильцов дома, даже новый участковый не вспомнили о ней. Словно и не было ее здесь никогда.

Лишь через месяц назначили нового дворника, громадного мужика, какой ни на кого не обращал внимания.

В квартире Розы понемногу стала меняться обстановка. Первым появился палас. Мягкий, на всю длину и ширину комнаты. Мать полюбила его сразу. Снимала все соринки, чистила губкой каждый день, покуда Роза купила пылесос. Потом ковры появились на стенах. Большие, яркие. Мать с них глаз не сводила. Вздыхала, ведь давно хотела иметь такие, да все денег не хватало. Гладила их, любовалась. Потом купили деревянные кровати. Матрацы — легче пуха, хотя и толстые. За ними — кресла, мечта семьи с давних пор. Столовые и чайные сервизы «Мадонна». Потом импортный цветной телевизор. Там и мебельная стенка незаметно прижилась. На потолке вместо старого абажура неопределенного цвета засверкала немецкая хрустальная люстра. А мать, сняв линялый ситцевый халат, надела новый — китайский, шелковый. И, ступив в турецкие тапочки с загнутыми носами, поняла — дочь сумеет обеспечить ее старость.

Роза лишь через две недели позвонила Андрею Михайловичу, решив напомнить о себе. Конечно, не без корысти вспомнила о человеке. Присмотрела в магазине холодильник. А денег на него не хватало. Вот и подумала, как раздобыть быстрее.

— Роза! Как я счастлив, что не забыла меня! — услышала в ответ на приветствие и густо покраснела. Поняла, что для него она не просто баба, с какою можно переспать ночь, а утром проститься навсегда. Она поняла, что дорога, нужна этому человеку, что он всегда помнил ее и ждал…

— Роза! Я сейчас приеду! Спуститесь вниз, во двор! — попросил торопливо. И добавил: — Я мигом!

Женщина довольно улыбнулась. Стала собираться. А через десяток минут уже мчалась в «Ситроене» по улицам города. Андрей Михайлович вел машину, улыбаясь, как счастливый мальчишка, постоянно оглядывался на Розу, будто боялся, что она может исчезнуть.

— Роза! Вы любили кого-нибудь в своей жизни? — спросил внезапно.

— Конечно. И теперь люблю.

— Кого?! — прорезала лоб складка. В глазах заметался испуг.

— Маму! Кого же еще?

— Я не о том! У вас есть любимый человек из мужчин? — уточнил вопрос.

Розу об этом еще никто не спрашивал.

— Пока нет! — ответила, не задумываясь.

— Сколько вам лет?

— Семнадцать! А что? Почему вас это заинтересовало?

Заметила, как густо покраснело лицо человека. Он ответил не

сразу. Долго справлялся со смущением:

— Понимаете, я несколько лет жил рядом с вашим домом. Знаю почти всех жильцов в лицо и по имени. Но вас — не припоминаю. Вероятно, были слишком малы. А дети с возрастом резко меняются!

— Я редко выходила во двор. Нас в доме недолюбливают, — рассказала про деда.

— О нем знаю. Хороший был человек. Его счастье, что не дожил до сегодняшнего дня. Не приведись ему столкнуться с нынешним. Так и счел бы, что не тех арестовывал. Что вся его жизнь, и не только его, — сплошная ошибка.

— Почему?

— То, с чем он боролся, теперь махровым цветом распустилось! Ведь вот раньше спекулянтов хватали и судили. Отправляли на Колыму до конца жизни. Теперь их называют коммерсантами — деловыми людьми. Они всюду пролезли, наводнили державу! Куда ни сунься — коммерческие магазины, целые предприятия, даже аптеки, банки, транспорт! Спекуляция стала нормой жизни — чумой, язвой, проклятьем для нормальных людей!

— А где же выход? Как жить, если других доходов нет? — возмутилась Роза.

— Вы одобряете негодяев?

— Я не одобряю, но понимаю ситуацию. Людей загнали в угол безысходностью. Либо сдыхай с голоду, либо платись своими принципами. А они нынче ничего не стоят!

— Ваш дед вас не понял бы!

— А отчего он застрелился, как по-вашему?

— Не выдержал человек забвения! Обидно стало! Новая власть, я имею в виду Хрущева, никогда не сумела б стать у кормила, если б ей не поверили такие, как ваш дед! Но, к сожалению, коней меняют и седоки не вечны! — остановил машину у особняка, спрятавшегося за высоким забором. — Разве я для того вас увез, чтобы спорить о политике? Приехали, Роза! Прошу вас! — открыл дверцу машины, въехавшей во двор, густо обсаженный сиренью.

Женщина заметила, как бесшумно закрылись ворота, хотя рядом не было ни души.

— Входите! — пригласил женщину в дом, распахнув перед нею массивную входную дверь.

Андрей Михайлович не спешил. И не горел затащить поскорее бабу в постель. Он предпочел вначале пообщаться.

— Вы обронили, что отец уехал в Израиль. Уже несколько лет там живет. Он не звал вас с матерью к себе?

— Раньше обещал. Давно. Теперь у него другая семья, так что нам там делать нечего, — вздохнула Роза.

— А вы хотели бы его увидеть?

— Теперь нет!

— Почему?

— Не стоит склеивать осколки. Трещины не исчезают. Там, где болит, не всегда заживает. Он не знает, что пришлось нам пережить, и бросил нас в самый тяжелый момент. Я не сумею его простить и забыть случившееся. Для меня он трус и негодяй! Подлец!

— А мать тоже так считает?

— Не знаю. Она говорила, что он всегда был нерешительным человеком, растерянным и робким. Мне кажется, мужчине это не к лицу.

— А если она продолжает любить его?

— Не верю! Нереально! Любят за что-то! Когда в человеке нет ничего, за что его можно уважать, о какой любви говорить?

— Он ваш отец!

— Он — мой родитель! Отцом его признать не могу, потому что не растил меня! — вспыхнула Роза.

— Не сердись, девочка моя! Я не хотел обидеть, — погладил руку Розы. Но та кипела.