Эльмира Нетесова - Выскочка из отморозков

— Он, отморозок, покурить отошел. За это получил уже! Захаров в ярости.

— С чего?

— Тятька чуть не смылся из больницы. Его свои просадили. Плечо и кисть руки. Хирург только вытащил пули, этот дебил в бега, хорошо хоть в охране трезвые мужики стояли и Тятьку в рыло знали. Долбанули по тыкве гада и в камеру отправили. Чего с ним возиться, с козлом?

— А где он теперь?

— В тюряге, в следственном изоляторе. Слышали, вломили ему и за тебя, и за Тоньку наши ребята. Свои дружбаны навтыкали классно. Говорят, все всмятку ему уделали…

— Да хоть убей его теперь, Тоньку не вернешь, — посетовал Борис и спросил о погоне: — Задержали хоть кого- нибудь из них?

— Хрен! Все смылись! — ответил один зло.

— Теперь их ищут. Кого-то ранили, кровь была на земле. Но кто их выдаст? Оплатят молчание. А врачи получают гроши. Да и жить им охота. Тут же где гарантии, что самого не размажут? — добавил второй.

— Тебя Тятькины кенты в лицо видели? — встревожились парни.

— Конечно, — вспомнил Борис дискотеку.

— Ну все! Начнут охоту. Будь осторожнее.

Борис отмахнулся. Не стало страха.

Вскоре он получил письмо из дома, от своих. Мать радовалась, что сыну осталось учиться совсем немного и семья уже готовится к его возвращению: «Мы отремонтировали твою комнату. Отец все своими руками сделал. Потолки оклеил плиткой, стены — красивыми обоями, на полу паркет. Новую кровать тебе купили, повесили ковер на всю стену и оригинальный ночник. Думаю, понравится. Ты хоть позвони иль телеграмму кинь, когда приедешь, чтоб мать с пирогами успела, уж очень хочется ей тебя порадовать. Не забудь. А главное — береги себя. К нам недавно приходил следователь из милиции, предупредил, что Беркут снова убежал из тюрьмы и его опять везде разыскивают. Он же к нам наведывался еще в прошлом году. Твой адрес просил. Но мы, понятное дело не дали. Так тот негодяй расправой стал грозить. Всем нам. И мы завели собаку. Нам ее милицейский питомник подарил. Красивая девочка, ротвейлер. А отдали ее нам потому, что она не лохматая, как овчарка, а короткошерстная и зимой быстро замерзает и болеет. Мы ее в доме держим. А во дворе овчарку поселили. Отец для нее конуру сделал чуть поменьше нашего дома. Правда, она на цепи, но до крыльца достает. Так что стучи в окно. Делать нечего… Гости, сам знаешь, бывают разными…»

«Боря! Не слушай баб! Я встречу тебя с поезда на вокзале. Как давно мы не виделись, как соскучились по тебе. Тут вот вчера получили письмо от твоего начальства. Благодарят за тебя, называют героем. Значит, совсем взрослым стал наш мальчишка. Коль ушло озорство, пришла мудрость. Только не спеши стареть. Задержись подольше в молодости. Хотя мне так хочется подержать на руках твоих детей, заглянуть им в глаза, увидеть в них тебя. Может, они, если повезет, назовут меня своим дедом», — выдав себя, дописал Герасим.

…Как незаметно пролетели дни. Вот и последний настал. Завтра прощальный вечер с дискотекой, на которую приглашены городские подружки. Иные уже стали женами курсантов. Борька, оглядывая себя в зеркало в фойе, вдруг приметил мелькнувшее у входной двери лицо. Оно показалось знакомым.

Парень поспешил к выходу, но его тут же придержали дежурные:

— Не выходи! Тебя пасут. Трижды справлялись, где ты. Уже позвонили в милицию. Сейчас прибудут оперативники.

А вскоре курсанты увидели, как трое парней скрутили двух преступников и, закинув в оперативку, увезли в отдел.

— Борис! Вам стоит поспешить домой. Бал с танцами придется забыть. Ваши документы готовы, билет заказан. Всего хорошего! — подал руку Захаров.

— Что случилось? — исчезла с лица улыбка.

— Пока не знаю. Мне позвонили утром. А теперь уже вечер. Как оно там?

— Скажите!

Мужайся, Борис! Ты уже не курсант, а сотрудник милиции. Нам самой судьбой велено терпеть и держаться из последних сил. Нам даже в горе нельзя распускаться. И ты, сынок, будь мужчиной! — Завел в кабинет.

Уже через час Борис вошел в вагон. В новой парадной форме, он даже не замечал нежных взглядов, улыбок девушек. Ему было не до них. Он курил в тамбуре, нетерпеливо поглядывал на часы.

Еще целый час! За окном уже обозначился бледный рассвет. Наконец показался перрон. В такой ранний час здесь никогда не было много встречающих. Борис выскакивает на ходу. Нет, не встретил его Герасим, а значит…

— С приездом, племяш! — Увидел Евгения, и Никиту, выросших словно из-под земли. — Пошли к машине, поехали домой! Там тебя заждались! — торопили парня.

— Сначала в больницу! — потребовал коротко.

По дороге Евгений и Никита рассказали:

— Герасим дрова рубил за домом. Бабка решила пироги испечь. Ну, никто ничего плохого не ждал. А тут ротвейлерша как взбесилась, носится по дому, рычит, во двор просится, а ее не пускают.

Понятное дело, только искупали собаку, кому охота застудить? Она аж стонет. И вдруг слышит мать, будто хлопок за сараем. Ну, мало ли, может, полено упало иль Герасим топор в чурку вбил. Да только собака на кого-то налетела. Тут и эта наша из дома пулей вылетела. За ней бабы. А Герасим уже возле чурбака в луже крови лежит. Наташка бегом в дом, позвонила в «неотложку», в милицию. Ну, менты шустрые, через две минуты у нас объявились. И не могут наших собак от мужиков оторвать. Что случилось, никто понять не может. Ну, «неотложка» Герасима забирает, собаки к нему, а те двое двинуться не могут. Одного насмерть порвала ротвейлерша, а второму, коль жив останется, даже козья харя посочувствует. Всего поуродовали, живого места не оставили.

Менты, как увидели мертвого, которого насмерть загрызли, враз ахнули. И сказали: «Ну и смерть у Беркута! Сколько раз он от нее уходил, скольких сам лишил жизни, а кончился как шелудивый пес на клыках собачьих. Верно, он в Герасима стрелял, ротвейлеры такое секут без туфты…»

Короче, забросили они этих гадов в машину и отвезли куда-то. Наверное, враз на погост…

— Да тихо ты! Не греми, иди тише. Рано еще, дай людям поспать! — одернул Женя Никиту.

Дежурный врач вышел навстречу им из ординаторской. Узнав о приезде Бориса, сухо кивнул:

— К Герасиму? Он пока очень слаб. Много крови потерял. Потребуется время, хотя опасности для жизни уже нет.

— Доктор! Я сам недавно мог умереть на задании. Мой приход лишь поможет ему поскорее встать на ноги.

— Ладно. Только тихо и недолго, — разрешил врач и повел за собой.

…Герасим лежал под капельницей. Он не спал и никого не ждал к себе. Лицо его осунулось, пожелтело, глаза запали.

— Отец! Слышишь? Это я, Борька! Ты узнаешь меня? — дрожал голос парня, и ему вспомнились слова Женьки по дороге в больницу: «Сколько раз они избивали его в городе, возле дома. Встречали кучей, требовали твой адрес, он им не дал. Вот и свели счеты…»