Эльмира Нетесова - Вернись в завтра

— Да нет! Любил я ее, думал, когда поженимся, все наладится. Но куда там? Катьке ширма была нужна, а не муж. Потому ушел, покуда до греха не довела. Не хочу из-за потаскухи в тюрьму попадать. Я решил совсем из деревни уехать, к родне, подальше отсюда, чтоб никого никогда не видеть и не слышать насмешек своей деревенщины. От нее вовсе не стало жизни, — пожаловался человек.

— Знать, мириться не сбираешься?

— Ни в жисть!

— А ради дочки?

— Не могу, не верю Катьке.

— Почему ты жил у Серафимы, а не привел жену в свою избу, к своим родителям? Може оно враз было б путево? Тут ей пить было б не с кем, а и гулять не посмела б?

— Жили мы здесь с месяц. Мать от Катьки едва в петлю не влезла. Знаете, как обзывала, когда ей мамаша замечания делала? У отца уши в трубку скручивались. Он от мужиков такого не слыхал. Ну и повелел мне убрать ее с хаты. Пришлось и самому с нею уходить. Но недолго терпел. Всему свой предел имеется.

— А как же любовь? Иль ее не было?

— Имелась. Теперь одни головешки остались. Неохота вспоминать. Все оплевано, осмеяно и предано. Даже не верится, что это было со мной.

— Вы с Катей расписаны?

— Да! Но я предупредил, что алименты платить не буду. Если обратится в суд, испозорю на весь район. У меня целая деревня в свидетелях, каждый подтвердит, как она таскалась. От мала до стара все видели. Ей тогда не жить здесь.

— Ладно, Иван! Может и виновата Катька в чем- то, но и ты говно, а не мужик. Не сумел бабу в руки взять. Отказался от ребенка, поверив слухам. Таким, как ты, нельзя жениться, а только взамуж выходить. Не состоялся с тебя мужик и уже не получится, потому как слабак ты. И куда б ни поехал, доли своей не сыщешь. Поначалу надо себя в человеки выдернуть, а уж посля других поганить. Дочку твою, Бог даст, сами вырастим. От кого бы ни родила Катя, Тоня моя внучка. И я от ней не отрекусь. Но помни, сукин сын, малыши растут, становятся взрослыми, а мы стареем, уходят молодость и силы. Вот тогда ты многое захочешь вернуть в обрат, но будет поздно. Не сей врагов себе, потому как оне в твоих друзьях. Не отрекайся от родных, потому что укорачиваешь путь к погосту. Не суди женщину, ибо сам себя испозорил. Не называй жену потаскухой, потому что тем самым сознался в своем позоре! — глянул Василий Петрович на Ивана, но тот ничего не понял из сказанного. Объяснять было бесполезно, и человек вышел из дома, навсегда закрыв за собою дверь. Придя к своим, он запретил им искать Ваньку, пытаться вернуть, велел забыть навсегда и никогда не называть его отцом Тоньки.

А девчонка росла. Она не знала отца, зато всегда помнила и любила деда. Конечно, деревенские рассказали ей все об отце и матери. Но Тонька далеко не каждому верила. Она хорошо знала мать и бабку, куда как больше всех соседей. К тому времени, когда девчонка стала взрослеть, в доме крайне редко появлялись мужики, а те, какие приходили, никогда не оставались на ночь. Старели бабы, они становились болезненными, ворчливыми. И если б не Тонька, давно бы спились окончательно. Она по-своему заставляла их держаться и жить.

Василий Петрович все реже появлялся в деревне. У него время от времени вспыхивали внезапные романы с женщинами. Все они были непродолжительными и вялыми. Но никогда у него не возникало мысли создать новую семью, остановиться на одной женщине и спокойно дожить вместе с нею свою старость. Его все время что-то не устраивало. Раздражали болтливость и любопытство, лень и неряшливость, жадность и похвалушничество, грубость и самомненье. В каждой он находил что-то отталкивающее и тут же обрывал всякие отношения. Ни об одной не вспоминал, не пожалел, никакую не хотел вернуть даже при самых отчаянных приступах одиночества. Он понимал, что и его жизнь может оборваться в любой миг и о нем никто не вспомнит, не придет и не спросит:

— Как ты тут, Петрович? Может, давай вместе посумерничаем?

Порою ему так не хватало этих простых, обычных слов. Но он никому не жаловался, ничего о себе не говорил. О его личной жизни не знал никто. Он не впускал в нее никого и ни перед кем не раскрывал нараспашку душу. Может потому, что слишком часто и больно был бит за свою откровенность и простодушие еще в сибирской ссылке.

Он лишился родных, когда был в Сибири, не заводил друзей и семью, потому что никому не верил, не хотел новых бед и ошибок.

Петрович уже подумывал о новом романе с женщиной, с какою познакомился в магазине. Она рассматривала посуду, выставленную в витрине, а он хотел купить себе чайник со свистком. Человек проверил с десяток свистков, но все они были сиплые, тихие, будто простуженные, а мужику хотелось, чтобы свисток был звонким и заливистым, чтоб не злил своим хрипом, а веселил и радовал слух.

— Видно, вы веселый человек? — услышал голос женщины сбоку и оглянулся.

— Ужо какой имеюсь, нынче не переделаюсь. Поздно, да и ни к чему.

— А зачем? Веселые люди, как подарок жизни. Теперь скучных много. Даже улыбаться разучились. Молодые люди, а живут хмуро, будто стариками родились.

— Ну, вот я старик, а скуку не уважаю!

— Помилуйте! Какой вы старик! Настоящий мужчина в самом расцвете сил, — врала баба, кокетливо сжимая губы в бантик.

— Благодарствую на добром слове! — ответил Петрович, смущаясь, а женщина соловьем зашлась:

— Да я правду говорю, вовсе не льщу! Ведь вот вы и вещи подбираете к своему характеру, создаете в своем жилье атмосферу радости и веселья. Как это здорово! А я вот дочке ищу подарок ко дню рожденья. Хотела столовый набор купить, но они все такие тусклые, невыразительные, вряд ли дочке понравится такая серость.

— А и верно! Суповница, что ночной горшок! Спутать можно, — рассмеялся Петрович и предложил женщине купить веселый чайный сервиз.

Баба послушалась совета. Купила. И благодарила Петровича за подсказку. Они вышли из магазина, оживленно болтая. За короткое время общения они почти все узнали друг о друге.

— Как мы с вами похожи! — восторгалась новая знакомая — Лидия Михайловна.

— Я тоже не признаю скуку и люблю веселых, жизнерадостных людей. Хотя, конечно, хватало в моей жизни горя. Пять лет назад похоронила мужа, он был моим другом, прекрасным человеком, но что делать, жизнь идет, в могилу живьем не ляжешь, я стала жить для дочери, а она вышла замуж. Теперь живу для себя. Вы тоже одиноки? Какая прелесть! Сама судьба нас свела! Давайте дружить, коль все так сложилось, — подала ему визитную карточку.

— Я запишу вам свой телефон. Мои визитки закончились, а заказать новые не успел, — записал свой номер и отдал женщине.

— А можно вечером позвоню? — спросил Петрович, и Лидия Михайловна поспешно согласилась.

Продолженью этого знакомства помешала командировка, Петрович вместе с бригадой уехал из города, а когда вернулся, забыл о женщине. Вспомнил, случайно натолкнувшись на визитную карточку, но в доме уже жили Тонька с Колей. Приводить при них в дом чужую женщину не решился, счел неудобным, но визитку не выбросил, положил в нагрудный карман пиджака и, натыкаясь, все собирался позвонить, когда уснут домашние. Но глянув на часы, не решался набрать номер. Поздновато, первое знакомство не давало права на звонки в такое время. И все ж однажды не выдержал, позвонил.