Андрей Молчанов - Взорвать Манхэттен

Теперь предстоит завершить беседу с Большим Боссом. Причем так, чтобы он не возвратился к ее главной теме − мерзавцу Пратту и его гнусным интригам.

− Этот мой… родственник… − говорю я. − Роланд Эверхарт. М-да. Какие у него неприятности в Германии? Мне все-таки хотелось бы знать.

− Ну… Печальные события одиннадцатого… − мямлит Большой Босс. − Он был связан с теми, кто… Вы понимаете… Некоторое время исполнители жили в Германии, общались с ним; теперь имя его всплыло, к нему есть вопросы со стороны всякого рода властей… Вопросы общего порядка, но… Но зачем они ему и тем более − нам?

Данный ответ переводится так: арабские террористы, взорвавшие Торговый центр, некоторое время жили в Германии, на их тамошний след вышли, и теперь распутывают клубок их связей. Мой якобы племянничек в данном расследовании фигурирует. И, думается, существенным образом. Теперь мне предоставляют возможность о нем позаботиться. С какой целью? Или это всего лишь тест? Прояви я безразличие к судьбе этого Роланда, его спишут в утиль; вырази я согласие, с кардинальными мерами повременят… Если логика ситуации такова, спасение пусть дальнего, но родственника − дело святое.

− Понятно, − равнодушно роняю я, вставая из кресла.

Поднимается из кресла и Большой Босс, обходит свой роскошный письменный стол, уставленный шкатулками из малахита, наборами золотых перьевых ручек, внушительными сафьяновыми папками с разнообразными гербами. С нарочитой учтивостью склоняясь, пожимает мне руку.

О Пратте − ни слова. Хорошо это или плохо − не знаю. Я спешу ретироваться.

Настроение у меня подпорчено. Я опять вижу перед собой картины, которые стараюсь изгнать из памяти. Первая: сияющий над Манхэттеном солнечный день, синь океана, стеклянная стена зданий делового центра, их нерушимая, казалось бы, цитадель, а слава и гордость ее − два стремительно уходящих в небо параллепипеда “близнецов” с неразличимыми ячейками окон… И картина вторая: беспомощно машущая какой-то тряпчонкой, как флагом капитуляции, из одного из окон рука уже обреченного человечка, и − неловко заваливающаяся в клубах черного дыма крыша небоскреба…

Знать ничего не хочу! Не хочу и − баста! Лично я никогда бы не пошел на такое, будь оно оправдано всеми национальными интересами и самым светлым будущим нашей империи. Но попробуй что-нибудь пикни против наших гиеноподобных стратегов! Я часто задаюсь вопросом: а может, они вовсе и не люди? Может, в их оболочке − какие-нибудь пришельцы из дальнего космоса?

Все они достаточно почтенного возраста, дружелюбные, степенные и удовлетворенные. Учтивые и безмолвные, когда выслушивают доклады на наших совещаниях, они похожи на мертвецов. Они восседают на олимпах своих корпораций, и не утруждают себя никакой текучкой, принимая исключительно генеральные решения. Они лишь в общем знают, кто и какими делами заправляет в их конторах, но, главное, дела идут. Я, впрочем, в этом смысле ничем от них не отличаюсь. Единственно сомневаюсь, что вся наша политика, направленная сугубо на благо нации, кончится добром. И таким же образом, каким рассыпались в едкий и вонючий прах сияющие башни Манхэттена, рухнет, превратившись в окаменелое дерьмо, вся западная цивилизация. Отчасти − из-за наших же благих намерений.

Тут уместно припомнить прогнозы Большого Босса. Мол, теперь, после чудовищного (какой лицемер!) сентябрьского взрыва, у нас полностью развязаны руки, и для борьбы с терроризмом мы получаем зеленый свет на всех путях и дорогах. А это означает победоносное военное присутствие везде и всюду, тотальный контроль над нефтеносными регионами, бурный рост экономики… Но так ли мечты соотносятся с реальностью? Да, Америке придано движение, но теперь только попробуй мы сбавить темпы!

Еще мальчишкой во Флориде, ловя на удочку с бота небольших акул и, помещая их в пластиковую бочку, стоящую на борту, я с жалостью и недоумением наблюдал, как ловкая и стремительная рыба, теряя возможность движения в замкнутом пространстве, утрачивает и возможность дышать, мгновенно и неотвратимо погибая. Акула не может жить без движения. Мы также обречены на это.

Но для движения вперед необходим оптимизм. В первую очередь тем, кто возглавляет движение. Среди этой категории наличие вдохновения и надежды я вижу лишь в дураках, которые, дай им волю, разворотят всю планету, как обезьяны сливочный торт. Да и вообще уверен, что политика не в состоянии вывести нас из кризиса, ибо наш кризис в первую очередь духовен, а лишь во вторую − материален. Наши женщины не хотят рожать детей, им более важна карьера и развлечения, в стране каждый год погибает миллион несостоявшихся младенцев, поскольку детоубийство легализовано законом, католические ценности осквернены «новой культурой», позволяющей представлять Христа и Деву Марию в самых кощунственных образах, герои прошлого также вывалены в грязи, детей в школах учат технике плотских извращений, а, между тем, как показывает история, великие государства и животные стандарты поведения способны сосуществовать лишь краткий период времени.

Земные утехи стали для нас выше небесных благ, а качество жизни предпочтительнее ее святости. Мы планомерно разгромили всю христианскую основу общества, и сам Верховный суд одобрил изгнание всех его символов из публичных школ. Гимны «Вперед, Христовы воины» и «Я солдат Христа» отвергнуты, как чрезмерно воинственные. «Господь, Отец людей» назван шовинистическим. Молитвы в школе, по мнению юристов, нарушают Первую поправку. А вот порнофильмы ничуть не вредят молодежи. Напротив, детям следует прививать терпимость ко всем образам жизни, проповедовать им «репродуктивную свободу», обозначать для них грех, как болезнь, а священника подменять психоаналитиком. То, что наши дети уже не ведают, кто такой Магеллан, Кортес, Генри Гудзон, никого не беспокоит. Выросло новое поколение, для которого культурная революция − вовсе и не революция, а сама культура, впитанная ими с пеленок. Гомосексуализм, наркотики, сквернословие в кинофильмах и в песнях − абсолютно привычные для них явления. Матом они не ругаются, они на нем говорят. И что нам ждать от этого поколения? Каких свершений?

Мало кто понимает, что мы дочерпываем возможности потребительского развития и тупик в нескольких шагах от нас. Не понимают, или не хотят понимать этого и члены Совета. Им нет разницы, за счет кого обретается нажива: за счет своих или чужих. Цифры наших состояний обезличивают смысл денег, идет игра на увеличение цифр, игра ради игры. Раздуваются пузыри, в скором времени должные лопнуть. И вот тогда нашему обывателю, отчего-то уверенному в своей исключительности, придется туго. Наш обыватель считает себя обладателем куда больших прав на жизнь, чем любой иной обитатель планеты. Это вложено ему в голову с детства. Столь же твердо он верит в постулат о равенстве и братстве между народами. Но, затронь его личные интересы, цена постулату не составит и медного цента. И когда грянет катастрофа, начнется хаос, грызня индивидуалистов за собственное существование.