Эльмира Нетесова - Женская месть

— Под мартышек нарядились и намазались, а где ваши хвосты? Вы ж хоть умойтесь. Гляньте, весь люд напугаете!

— Девки от нас ходу. Дед их осрамил. А ведь они с парнями пришли. Знаете, как неловко мне перед ними было. А дед хохотал. Ему-то что? Он не понимает, что время меняет все и всех. Сам так и застрял в своей пещере и нас заставлял в ней жить! Ну сам-то он не ходит в лаптях, надевает ботинки или туфли. У себя дома и то в тапках ходит, потому что иное неприлично.

— Ну, силой тебя не потащим, не ерепенься. К деду под кнутом не загонишь. Знаешь, он может и не пустить в дом. Тем более тебя. Сама знаешь, больше всех перед ним виновата. Ты ту свару заварила. Из-за тебя все случилось! — напомнил Евгений и выдал Наташку целиком Николаю. Тот головой качал, послушав этот разговор.

Чижов уже не обольщался по поводу жены. Он уже не осыпал бабу дифирамбами, не говорил ей о любви, редко сажал на колени. В общении с нею проскальзывали резкие слова, плохо скрытое раздражение и холод, граничащий с отчужденьем.

А сегодня Наташка и вовсе попалась. Она не приметила тапки Андрея, какие тот оставил возле дивана и, глянув на время, спохватился, да так и выскочил в носках к себе в квартиру. Вскоре он умчался куда-то по делам. Баба пошла на кухню и к дивану не подошла, и не глянула на него. Занялась готовкой.

Вечером вернулся Николай Иванович. Он не спеша поужинал и как всегда пошел прилечь на диван. Внезапно увидел тапки, удивился, позвал жену:

— Наталья! Это чьи? — указал на тапки Андрея, хмуро, исподлобья глянул на бабу.

— Это я для отца принесла. А то всегда в носках ходит. Твои тапки ему велики.

— Где их взяла?

— Дома прихватила, когда в последний раз была.

— В чьем доме? Я такие видел на сутенере, он в них за почтой спускался вниз, в одном лифте со мною!

— Ну что сделаю, если тапки похожие? — развела баба руками.

— Это уже не цветы! Может, скоро он и свою пижаму сюда принесет! Я говорил тебе, чтоб его здесь не было? Почему он сюда пришел, кто позволил отморозку входить в мою квартиру! Разве недостаточно моего запрета?

— Он не бывает здесь!

— А это откуда свалилось?

— Николай! Прости меня. Они стояли возле мусоропровода, и я с дури взяла для отца. Пожадничала. Дома, в семье иногда так делали. Кто-то выкинет надоевшее, мои подберут. Не с добра это. Я, честное слово, отвыкну от этой привычки. Не злись, не ругайся, я ни в чем не виновата. Не подозревай. Глупая я, прости! Больше не повторю, — заплакала притворными слезами, и Николай снова поверил.

Он отшвырнул тапки от дивана, сказав:

— Вынеси их туда, где взяла!

Наталья поставила их перед дверью Андрея. Ночью они окончательно помирились с Николаем Ивановичем. Но утром, уходя на работу, вместо того чтобы поцеловать как всегда жену, Чижов вдруг взял ее за плечи и прищурясь сказал:

— Ну, что ж, птичка моя, я проверю, уж так ли ты мне верна, как клянешься ночами. Но знай, если увижу, что изменяешь, не сносить тебе головы, не жить на этом свете. Слишком дорого за тебя поплатился, еще больше возьму! — вышел в двери.

Наташке стало холодно и страшно. На работе у нее все пошло кувырком. А тут еще компьютер с данными заглючило.

— Черт, что за непруха! — досадовала баба.

— Выпей кофе, успокойся, — предложили ей.

Наташка пила кофе стуча зубами от холода.

— Да что такое со мной? Сама себя не узнаю, — злилась баба. Она включала программу, но та не шла.

— Слушай, Натка, пошли покурим. Хоть успокоимся. Я сегодня со своим отморозком побрехалась. И у тебя не прет нигде! — позвала подружка. Наташка пошла за нею, прикурила сигарету, сделала затяжку, и вдруг сильнейший приступ тошноты скрутил в штопор.

— А ты случайно не беременна? — спросила подружка хохоча.

— С чего взяла? — выпрямилась баба.

— Да с того самого, с ночных развлечений в постели. Иль думаешь, что тошнота и рвота случайное явление? Нет, Натка! Они и есть расплата за удовольствие…

— Но от кого из них? Чей этот ребенок? Ведь я и сама не знаю. С одним и с другим была, — холодела от ужаса. Она знала, Андрей никогда не поверит и не признает свое отцовство. Его сын растет в детдоме, и он не вспоминает о нем. Чижов? Теперь и этот сомневается в ней, и как отнесется к беременности неизвестно.

— А может, все обойдется? — думает баба.

— В конце концов, сделаю аборт. Я не первая и не последняя. Ну что тут такого? А может, и обойдется, людям и от еды случается плохо, успокаивает себя Наташка.

К обеду ей и впрямь полегчало. Женщина забыла, что случилось с нею утром. А вечером вернувшись с работы, увидела, что Николай уже дома. Вместе с Глебом о чем-то оживленно говорят.

— Ты даже не заехал за мною, — упрекнула вполголоса.

— Извини, не мог. Я был занят, — ответил жестко и холодно. Наташка невольно съежилась от такого тона, показавшегося совсем чужим.

Наташка ушла на кухню и долго сидела там одна, задумчивая и молчаливая.

Наташка впервые всерьез задумалась о своем будущем. Она вспомнила прожитое. В нем не нашла светлого. Оно так и осталось сумрачным, холодным и безрадостным.

— Зачем я вышла замуж за Николая Ивановича? Почему согласилась? Ведь он вдвое старше. Он почти как мой отец по годам. Мы совсем немного прожили, а уже его характер вконец испортился, стал невыносимым, подозрительным, мнительным. На каждом шагу придирается ко всякой мелочи и ругает, отчитывает без конца.

— Нет сил терпеть все это дальше. У него возраст? А я причем? Чем старше, тем придирчивее будет. Как жить дальше? А тут еще эта беременность совсем некстати. Ладно, была бы уверена, что ребенок от Николая. Так и здесь никаких гарантий. А вдруг он от Андрея, — сжалась в комок от ужаса, глянула в беспросветную темень за окном. Наташка поежилась:

— Как Николай воспримет мою беременность? Обрадуется или насторожится? Интересно, будет ли просить, чтоб родила, или скажет, что не хочет лишней мороки, что в его возрасте ни к чему заводить малыша. А может, махнет на все рукой, завалится на свой диван и скажет:

— Мне плевать на все. Рожать тебе. Поступай, как хочешь!

— От него чего хочешь жди теперь, — думает Наташка, оглядывается на дверь в зал:

— Хоть бы скорее Глеб уходил. Уже сколько времени, а он расселся, как дома. Ему кайфово, а мне отдохнуть хочется. Не лягу же на диван при чужом. А в спальню идти рано и неприлично. Поймут, что выгоняю этим Глебку. Николка развоняется так, что ничему не обрадуешься. Он за своих друзей кадык любому вырвет. Вот и жди, когда они разбегутся. Этот Глеб меру времени потерял, забыл о приличии. Все же Колька семейный. Пора бы и честь знать, злится баба.

— Наташ, свари кофе! — слышит голос мужа.

Баба сморщилась, молча обозвала Николая придурком. Но кофе сварила, подала, поставила на стол с улыбкой, не выдав свою досаду на засидевшегося гостя. Тот будто задумал остаться на ночлег.