Анатолий Ромов - Знак темной лошади

— Сен-Клу и Зиго?

— Да. Все трое вышли из здания через полчаса после появления там Ланглуа. По одному, с интервалами. Делая вид, что не имеют друг к другу никакого отношения.

Осмыслив сообщение, Жильбер предположил:

— Считаешь, у них там тайная явка?

— Да, что-то вроде этого. А помещение снято на подставную фамилию. Или фамилии.

— Что ж, очень может быть. Однако пока нам это ничего не дает.

— К сожалению. Ведь при всем желании мы никогда не сможем доказать, что эти трое когда-то там были, и уж тем более убедить кого-то, что Ланглуа встречался там с Сен-Клу или с Зиго.

— Та прав. Все же, надеюсь, фамилии людей, снявших эти девятнадцать помещений, ты переписал?

— Естественно.

Помолчав, Марсель ласково приставил кулак к скуле друга:

— А вот и она…

У тротуара остановилась глянцево-шоколадная «альфа-ромео»; то, что это Женевьев, Жильбер понял сразу: выпрыгнувшая из машины длинноногая загорелая девушка тут же махнула им рукой. Марсель послал ей воздушный поцелуй, и Женевьев, сразу же напрочь забыв о машине, оставленной на неположенном месте у тротуара, направилась к их столику. Пока она шла, на нее смотрели все без исключения мужчины в кафе. Специалистка по скачкам, как ее отрекомендовал Марсель, была шатенкой с маленьким вздернутым носом, удивительными по величине темно-синими глазами и потрясающей фигурой; на вид ей было года двадцать три.

Не успела Женевьев сесть за столик, как Марсель заказал коньяк; выпив тут же оказавшуюся на столике рюмку одним махом, девушка принялась крутить ее. Наконец сказала:

— Жильбер, Марс сказал, что я должна просветите вас насчет того, что знаю, в смысле скачек, лошадей, тотошки и всего остального.

— Ну… в принципе.

Затянувшись сигаретой и выпустив несколько колец дыма, Женевьев вздохнула:

— Обо всем этом можно рассказывать целый год. И даже больше. Так что лучше уж объясните, что именно вы хотите услышать, — и я расскажу.

— Меня интересует происшествие в депо Дюбуа.

— И что именно вас в этом происшествии привлекает?

— Видите ли, Женевьев, наверняка у этой перестрелки есть какие-то истоки, скрытые причины, нюансы. Связанные, скажем так, со скаковой кухней. Именно это я и хотел бы услышать.

Женевьев молча курила, разглядывая оживленный тротуар. Наконец сказала:

— Скаковой кухней… Вообще-то, если честно, я не хотела говорить на эту тему. Но Марс меня уломал. Жиль, дело в том, что мальчонка, я имею в виду Анри Дюбуа, вляпался и горит сейчас голубым огнем. Мы ведь с ним знакомы, у нас было почти одинаковое детство, конюшни, лошади, дорожки, ну и все такое остальное. Анри хороший парень и классный жокей, даже больше чем классный. — Сказав это, Женевьев некоторое время колдовала с пеплом, трогая его кончиком сигареты. Вообще-то вся эта заваруха началась из-за его отца.

— Из-за отца Анри?

— Ну да. Старший Дюбуа был повязан с Сен-Клу. В Париже, дорогой Жиль, практически не бывает ни одной скачки с участием Сен-Клу, которая не была бы заделана. Вот так-то. А это бабки. Огромные бабки, вы понимаете?

— Но… — Жильбер помолчал. Что, с этим все мирятся?

А что остается делать? Против того, что здесь проворачивает Сен-Клу, никто не смеет даже пикнуть. Он здесь хозяин. Все знают, что у него на содержании есть целый штат жокеев, которые во время скачек делают с чужими жокеями и лошадьми что хотят.

— Что, например?

— Например, вы знаете, что такое коробочка? А удушение резвым пейсом? А крючок? Или, допустим, увод чужака в поле? Или, скажем, петля?

Понаблюдав, как Женевьев трогает языком коньяк, Жильбер покачал головой:

— Нет, ничего этого я не знаю.

— Марс, ты еще не умер со скуки? — Женевьев посмотрела на Марселя.

— Нет, наоборот, мне интересно.

— А мне скучно. Хочется куда-нибудь в шумное место, где музыка, где весело, где можно вволю побеситься.

— Котенок, потерпи. Клянусь, время побеситься у тебя еще будет.

— Будем надеяться. — Женевьев вздохнула. — Короче, Жиль, вы должны знать: здесь, в Париже, Сен-Клу делает все, что хочет. Старший Дюбуа решил выйти из-под его контроля и тем самым подписал себе смертный приговор. Я же вам сказала, это бабки, огромные бабки, к которым, в том числе, имел отношение и старший Дюбуа. Честь ему и хвала, что он набрался смелости плюнуть Сен-Клу в морду и слинять, но, Жиль, поверьте мне, на карту поставлено слишком многое. Я знаю несколько случаев, когда… Женевьев замолчала. Вы слышали о таком жокее Николя Кардье?

— Нет.

— Отличный был жокей. Человек он был не сахар, но скакал классно. Так вот, года три назад Кардье тоже попытался выйти из-под контроля Сен-Клу. Стал скакать самостоятельно. Ну и… — Женевьев помолчала. — Кардье уже третий год скачет на том свете.

— Он умер?

— Да. Как говорится, отдал богу душу. Есть такие машины, с вращающимися щепками, для разравнивания дорожек на ипподромах. Кардье попал в эти щетки. В момент, когда у машины что-то вышло из строя и она в самый неподходящий момент стала крутиться по дорожке, Кардье сидел верхом. Испугавшись машины, лошадь сбросила Кардье и ускакала. Кардье же упал на дорожку, и тут-то щетки его и нашли. За рулем находился кто-то посторонний, как посчитало следствие, не исключено, что эго были дети. Водителю, который в момент наезда отсутствовал, дали три года условно за неосторожное обращение с механизмом, являющимся объектом повышенной опасности. Веселая история?

— Веселая. За рулем этой чертовой машины находился их человек?

— Точно. Ришар Барт.

— Если верить рассказу, полиция сработала хуже некуда.

— Полиция… Да плевали они на полицию. Она у них в кармане, закуплена на корню. Жильбер, я знаю Ришара Барта, того, кто сидел за рулем этой уборочной машины. Эго страшный человек. Поверьте мне, страшный. Когда кто-то гибнет на его глазах, он испытывает удовольствие. Испытал он его и тогда, глядя на гибнущего Ника.

— Любопытный факт. — Жильбер помолчал. — Больше вы ничего не хотите мне сказать?

Покосившись в сторону Марселя, Женевьев откинулась на стуле. На ее лице отражалась целая гамма чувств. Наконец, прикурив новую сигарету и сделав несколько затяжек, сказала, глядя куда-то в сторону:

— Хорошо, Жиль. Раз уж я начала, надо закончить. С Бартом был тесно связан мой бывший муж. Собственно, они и сейчас с ним не разлей вода. Когда мы с Пьером только поженились, мы с Бартами дружили семьями.

— Интересно. Не думал, что у таких людей бывает семья.

— Бывает. Правда, когда все эго происходило, я понятия не имела, кто такой Барт на самом деле. Клянусь.

— Не клянитесь, я вам верю.

— В те дни мы ездили к Бартам в гости, неделями жили у него на яхте.

— У Барта есть яхта?

— Шикарная. Да и вообще у Барта есть все. Он миллионер. У него шале в Ницце, особняк в Монте-Карло, контрольный пакет акций в трех или четырех крупных компаниях. Да и бог знает что еще.