А. Логачев - Колумбийская балалайка

— Да я заметил, что ты не из тех, кто любит колебаться. Ты и из камеры бежать сразу решил и не сомневался больше.

— Батя, — поморщился Алексей, — брось ты эти допросы, задолбало. Домой вернемся целыми, там и устроим следствие. Сейчас выползать надо из этой Колумбии и думать только об этом. Забиваешь черепушку глупостями. Ну, я это, допустим, за кем вся охота. Что с того? Сдаваться будем по этому случаю?

И Леха продолжил подъем по склону.

— Да, наверное, ты прав, — сказал, догоняя его, Борисыч.

И опять никто не заметил взгляда Летисии, направленного на Алексея. Теперь в нем, во взгляде, горела лишь решимость…

Когда Алексей и старик поднялись на дорогу, им открылась пасторальная картина: растаявшая рыба кучами под задним бортом и четверо их соотечественников, сидящих рядом на ящиках, склонившихся над чем-то. Было заметно, что их руки оживленно двигаются. Доносились возбужденные голоса. Что к чему, Леша с Борисычем поняли очень скоро.

Пожалуй, первый раз с начала злоключений беглецам повезло. Причем повезло крупно, по-настоящему. На обочине дороги, аккурат на том месте, где чья-то пуля унесла в страну Вечной Охоты водителя вражеского грузовика, Вовик нашел карту — вывалилась то ли из «бардачка», когда «мерседес» потерял управление, то ли из кармана связанного и прислоненного к заднему колесу пленника — не важно, но крупномасштабный план местности заставил их забыть обо всем. Карта, разумеется, была на испанском, однако Таня быстро разобралась, привязалась, так сказать, к местности и уверенно ткнула пальцем в малоприметный кружок.

— Вот, — сказала она. — Текесси. Город. Небольшой, но…

И вот тут Борисыч повел себя в высшей степени странно, неуместно и неожиданно: он издал приглушенный горловой звук, будто косточкой подавился, потом стремительно шагнул назад, прочь от грузовика, не отрывая взгляда от спутников, а руки его привычно перехватили автомат, беря оружие наизготовку.

Остальные смотрели на спятившего старика, открыв рты.

— Бать… — наконец выдавил из себя Миша. — Ты че, батя, охре…

— Молчать! — почти крикнул Борисыч. — Как город называется?!

— Т-текесси. — прошептала Татьяна. — А что…

Летисия из кузова опять прошептала что-то, явно обращенное к Богу.

А Борисыч вдруг спал с лица, ствол автомата бессильно опустился… а там и вовсе оружие выпало из его рук, брякнулось оземь.

— Извините, ребята… — опустошенно сказал он, закрывая глаза. — Просто… Нет, ну воистину чудны дела твои, Господи… — Борисыч перекрестился и без сил опустился на землю, будто стержень вынули из него.

— Ты что, Борисыч, был в этом Текесси-Теннесси? — хрипло спросил Лешка, чувствуя, как по спине побежали липкие струйки пота, и только сейчас заметил, что машинально держит пожилого сотоварища на прицеле. Еще не хватало по своим стрелять…

— Не-а. — Тот вдруг засмеялся — но как-то безрадостно. — Не был. Но вот побывать оч-чень хочу. Мой друг, тот, с которым я в Ла-Пальма не встретился, оттуда родом…

— Не понял. Ну и что?

— Стойте, а Любка где? — вдруг закрутил головой Вовка. — Только что здесь вроде стояла.

Истеричный выкрик:..

— Пень старый!!!

И из-за борта грузовика выскользнула бледная Любка с автоматом на плече, по-киношному держа пистолет двумя руками стволом вверх, заголосила со слезами:

— Идиот! Я ж тебя чуть не пристрелила!

— Простите, ребята, — тихо сказал Борисыч.

— Гос-споди, да откуда у тебя еще и пистолет, Люба-а? — Лешка схватился за голову.

— На дороге валялся, — огрызнулась любимая. — Наверное, из нашего пленного приятеля-сержанта вывалился — больше ни у кого кобуры нет, одни автоматы… Спасибо бы сказал, скотина, а если б он, — кивок на Борисыча, — палить по вам начал?!

Моряк требовательно протянул руку:

— Короче, отдай, еще выстрелишь ненароком…

— Не отдам.

— Любка!..

— Идиотизм, ну шиза полная! — внезапно заорал Мишка, до той поры переводивший взгляд с Любки на Лешку и обратно, и вдруг со всей дури пнул колесо грузовика. — Ну чистая психушка, блин! Все с ума посходили!

Летисия поочередно смотрела на дискутирующих, и на лице ее было написано абсолютное непонимание происходящего.

— Тихо, — сказал Лешка. Безнадежно махнул на Любку рукой и повернулся к Татьяне: — Далеко до этого города? Таня, але!

— А? — Татьяна тряхнула головой, провела трясущимися пальцами по лбу. — Простите, я что-то как-то выпала… Нет, Мишка прав, мы точно тут все с ума посходили…

— Так далеко или нет?

— Бог его знает. Я в картах не разбираюсь, сам посмотри, вроде недалеко. Надо бы у девочки спросить… Так что, значит, нам туда дорога?

— Ага, — поддакнул Миша язвительно. — Где уже ждут с распростертыми объятьями — и стволами, полными «маслин»…

— Нам бы до посольства, а там никакие «маслины» не достанут, — уверенно перебил довольный Вовка, по-пижонски выпуская тонкую струйку дыма. Опять затянулся, отвлекся на миг, устремил тоскливый взор в пространство и хлюпнул носом: — Эх, на конференцию я опоздал, это уж как пить дать.

— А деться-то нам, Мишаня, больше некуда, — тихо, обреченно сказал старик. — Видите — километрах в пяти развилка, одна дорога ведет в этот Текесси, а другая… сюда… сюда… вот сюда… В общем, нам не хватит ни бензина, ни везенья: я не я буду, если на развилке нас не ждут друзья с теми самыми «маслинами».

— Ну и что ты предлагаешь? — зло нахмурился Леха. — Если, конечно, мозги на место встали…

— Встали, не боись, — хмуро буркнул старик… и пожал плечами. — А предлагаю я… В общем, я бы рванул в город, лесами. Ни в коем случае не по дороге. А все подступы к городу наши «друзья» перекрыть не смогут — это все ж таки не деревня. Стало быть, там есть и полиция. Да и связь должна быть — телефоны, телетайпы, Интернет и прочая голубиная почта…

— Телефон! — зарычал Мишка. — Я пацанам брякну — от этой Колумбии вонючей мокрого места не останется!

— Так что, значит, теперь в Текесси? — неуверенно спросила Таня.

— Ребята, а он, кажется, в себя приходит… — подала голос Любка, сидящая на корточках рядом с пленным.

Остальные немедленно карту забросили в кузов и — кто опасливо шарахнулся в сторону (Вовик, Татьяна), кто воинственно придвинулся вперед (Борисыч, Леша, Мишка), кто остался на месте (Летисия, Любка). Пленный открыл глаза, и Михаил прошипел чуть ли не ласково:

— Ну, ты щас у меня заговоришь, амиго…

Лопес открыл глаза. И первым, кого он увидел, был некто, на вид обормот, с его последней сигарой в зубах.

До того как он осмелился приоткрыть веки, слышались только голоса — негромко о чем-то спорящие, на незнакомом (какого дьявола незнакомом — ясное дело, на русском!) языке. Если б он знал этот язык и открыл глаза раньше, то понял бы, о чем говорит высокий худой старик с черными кругами под глазами. А старик говорил, что на этом распутье (он показывал морщинистым пальцем точку на карте), обязательно их должны ждать. Их могут караулить и в других местах, но уж тут-то — всенепременно. Поэтому им следует идти пешком вот в этот город. До него двадцать, ну, двадцать пять километров… А куда еще деваться? Этим вопросом старик добивал слушателей.