А. Логачев - Колумбийская балалайка

— Это ж твоя вроде баба. — нахмурился Мишка.

— Мне показалось, или она действительно по-ихнему рюхает?

— Рюхает. И еще как. На стопроцентнейшем испанском, — ответила Татьяна Леше. — Лучше моего. С каким-то местным акцентом… Смотрите, она и сейчас говорит что-то, а тот явно отвечает!

— Не нравится мне это, ох как не нравится…

— Бред… Она же не… ну полный бред…

— А как она его — бах, бах, бах! — осклабился Вова. И вдруг вздохнул горемычно: — Домой хочется. Надоело вусмерть…

Разговор (или допрос?) закончился минут через семь — Любка отступила от пленного на три шага, не опуская пистолет, крикнула:

— Алексей, подойди!

Леха медленно, с опаской приблизился, не зная, кого держать на прицеле.

— Его на мушке держи, — подсказала Любовь. — А я ему пока руки свяжу, по-нормальному, не то что ты…

Алексей молча повиновался. Подошли и остальные. Закончив, Любовь устало, как-то по-мужски опустилась на землю, поглядела на столпившихся вокруг соотечественников, на Летисию. Лопес, вмиг постаревший лет на десять после допроса (все ж таки допроса?), с пустым взглядом тоже осел — как тряпичная кукла.

— Ну? — тускло спросила Люба. — Чего уставились? Я ж говорила — нужно было его лицом к дереву сажать. Его, кстати, Лопесом кличут.

— Ты кто такая? — неуверенно спросил Алексей, водя стволом автомата от Любы к пленному. — Ты его разговорила?

— Ага. Но толку-то — он сам ничего не знает. Поручили захватить шестерых русских и доставить начальству. Вот и все.

— Врет, — убежденно сказал Борисыч.

— Не думаю. Я ему такие имена напомнила, о таких знакомствах своих намекнула, что он не посмел бы…

— Ты кто такая? — вслед за Алексеем слово в слово повторил Мишка, глядя на нее исподлобья.

— Уходить надо, — угрюмо сказала Люба. — У развилки действительно должен быть пост, и если там заметили дым…

— С места не сдвинусь, пока не расколешься, — рявкнул Мишка. — Ты кто? Где по-испански насобачилась?.. — И вдруг недобро прищурился: — Разводила нас, да?

— Разводила, — легко согласилась Люба. — Ради вашей же, дураков, пользы… Ладно, раз сама виновата, раскрылась, кое-что расскажу… не все, хоть режьте — просто права не имею. — Она неторопливо встала, театрально бросила ладонь к «пустой» голове: — Разрешите представиться: майор Любовь Варыгина, сотрудник внешней разведки России.

— Типа мент, что ли? — потрясенно выдохнул Мишка.

А она собрала растрепанные волосы в пучок на затылке, связала их в «конский хвост» невесть откуда взявшейся резинкой… И словно преобразилась.

Изменились не только интонации — изменились ее манеры, походка, жесты, взгляд… словно Любу вдруг подменили на сестру-двойника, которая никогда не танцевала в стриптиз-клубе в Свердловске, а всю жизнь прослужила, скажем, в элитной части ВДВ.

Она подошла к Вовке и несильно щелкнула его по лбу. Сказала:

— Ох, и пришлось же за вами побегать, Владимир Анатольевич… — Обернулась, сообщила деловито: — Поступаем так: сейчас сталкиваем грузовик под откос и уходим в лес — этого гада усатого берем с собой, — а там я вам расскажу одну поучительную историю. Пока наши друзья с развилки будут разбираться, куда мы делись после «аварии» и что вообще тут произошло, мы уйдем подальше. Готовы?

Рассказала я, конечно, далеко не все, товарищ генерал-майор, только в общих чертах. У меня выбора не было — иначе бы не поверили, иначе бы стали подозревать…

Интересно, а вот если человеку по долгу службы приходится длительное время изображать из себя, мягко говоря, полного и законченного идиота, не тупеет ли он на самом деле? Вопрос не праздный, потому что я с самого момента взятия персоны класса «А» под контроль проявляла себя далеко не лучшим образом. А прямо говоря — вела себя как распоследняя дура. Каковой, собственно, и является личина Любови Варыгиной, по легенде бывшей простушки-стриптизерши из Свердловска, а в недавнем прошлом — обыкновенной подстилки для дона Эскобары де ла Квантъоса эс Муарде по кликухе Падре — наркобарона, предводителя Медельинского Картеля и по совместительству одного из влиятельнейших людей Колумбии. Подстилки, у которой мозги расположены исключительно между ног… но которая опять же по совместительству является не самым последним, скажу с ложной скромностью, российским агентом влияния — кодовое имя «Неваляшка»… Интересная теория — насчет отупения актера с амплуа кретина, надо бы предложить ее штабным психологам: а может, я гений, может, я открытие какое сделала и мне положена солидная премия в области медицины? А что, Вовик-то наш придурковатый гением ведь оказался…

Короче, по порядку.

Некий придурковатый гений — то есть тогда еще никто не знал, что он гений, а был он просто подающим надежды фармакокинетиком, страдающим, правда, редкой формой поверхностного аутизма, сопровождающейся пониженной ориентацией во времени и пространстве, неадекватной реакцией на внешние раздражители и еще что-то там, я не спец, не разбираюсь…

Нет, не так.

Не было никакого «засланного казачка» среди пассажиров несчастной «Виктории». А я — та самая идиотка, поскольку вцепилась за эту версию и даже не потрудилась прокачать другие.

А все было значительно проще. «Жучок». Обыкновенный маячок, который…

Нет, еще проще.

Девять дней назад в Медельине я, по долгу службы, просматривала записи последних телефонных переговоров моего «возлюбленного», наркобарона дона Эскобары-де-ла-и-все-такое-прочее по кликухе Падре. И натолкнулась на интереснейший диалог между означенным возлюбленным и неким Мигелем Испартеро по кличке Маэстро, ближайшим сподвижником Падре. В этом диалоге мой подопечный дон Эскобара напоминал о том, что в Панаму (точнее, в Ла-Пальма), по совершенно точным сведениям, полученным от верного человека (тут Борисыч явственно заскрипел зубами, но лицо его оставалось невозмутимым), то ли послезавтра, то ли через два, а может, и через три дня прибудет некий русский, которого необходимо аккуратно и бесшумно перехватить, в целости и сохранности доставить на некую базу С-117, после чего воздухом переправить в Медельин, в резиденцию Падре. И, мол, русский этот столь важен, что Падре готов на любые расходы, лишь бы ни один волос не упал с его головы. Вам ясно, дон Испартеро? Разумеется, Падре… позволю лишь спросить… любые расходы — это значит любые? Именно так, дорогой Мигель… дело в том, что чертов русский стоит любыхзатрат. Ага, ясно, будет исполнено в лучшем виде, Падре…

Вот такая вот любопытная беседа.

В тот же день я, разумеется, связалась с аэропортом и выяснила, что в течение последующих десяти дней единственным гражданином России, прибывающим в Ла-Пальма пассажирским утренним рейсом из Каракаса, будет некто Владимир Михношин, город Москва. Причем прибывает послезавтра.