Александр Добродомов - Мытарства пассионариев

- Сегодня в обществе, особенно в «просвещенном» западном, вовсю правят бал сатанисты. Это не образный эпитет, а реальные культовые дьяволопоклонники, которые действительно по всем правилам поклоняются сатане. Европа уже единая, с единым парламентом и едиными законами. По этим законам, например, содомский грех больше не грех, в храмах благословляют и «освящают» однополые браки, «венчают» собак и кошек, священниками могут быть гомосексуалисты и женщины. Кто против - под суд! При этом преступления против собственности подавляются беспощадно и общественный порядок наводится железной рукой. Налицо дьявольская насмешка над обществом: убивать тело и наносить вред имуществу запрещено, а убивать душу - пожалуйста. Но самое печальное то, что после развала Советского Союза исчез железный занавес, и весь этот мутный поток хлынул к нам без ограничений.

- Ах, Запад, Запад. Помню, когда маменька рассказывала о Париже, она мечтательно закатывала глаза и улыбалась. Я спрашивала тогда: «А почему мы не живем в Париже, если там так сказочно прекрасно?» После моего вопроса она гладила меня по голове и очень серьезно отвечала: «Потому, что тот Париж, о котором все грезят, он всегда был лишь в мечтах. На самом деле действительность грубее и пошлее. А еще потому, что мы - русские, и поверь, что в мире нет ничего прекрасней нашего Отечества. Только вдумайся: Святая Русь. Париж - это водевильчик, а Святая Русь - это симфония! Насчет Запада очень точно сказал философ Кант: «Чем больше просвещенный разум ищет наслаждений, тем меньше получает удовлетворения и больше страданий».

Послушайте, друзья, из того, что сказал этот молодой человек и из того, что мы слышали от охранников, лично я де- лаю такой вывод: слава Богу за всё! Я уже стара и скоро уйду в мир иной, но вот что я вам скажу: приехав сюда под конвоем в далекие довоенные годы, многие из нас думали, что попали в пургаториум [22] Чистилище (лат.) , но на самом деле (согласитесь вы или нет, не знаю), мы испытали прямое действие Божьей благодати. Ведь мы все грешники, то есть по сути разбойники, и сами выбираем себе крест. «Дай Бог, чтобы выбрать правый крест и подобно разбойнику, распятому на правом от Христа кресте, попасть в рай, - думали мы, мечтали, молили. - Но Бог за все наши страдания сделал гораздо большее: Он вырвал нас из того кошмара и привел сюда. И мы не сразу поняли высокий смысл происшедшего. Многие роптали, отчаивались, порывались вырваться отсюда в мир, как будто мир не только примет, но и что-то даст. Не примет и не даст, а отнимет последнее! И люди гибли.

Человек засеян и добрым и злым, и главный труд человека - взращивание добрых плодов и борьба с терниями зла. Но «если Господь не созижди - всуе трудишися». Вот нам Господь и созижди сей телесный подвиг. Но телесный труд без духовного подвига вреден и приводит к дмению [23] Дмение - высокое самомнение , а духовный подвиг без исполнения заповедей, особенно смирения и покаяния, лишен всякого смысла. Смирение - упование на Бога. А на кого мы могли все время уповать, как не на Бога? Вот и выходит, что нас поместили просто таки в тепличные условия для духовного труда!

Георг Кристофор Лихтенберг говорил: «Кто имеет меньше, чем желает, должен знать, что он имеет больше, чем заслуживает». Мы должны это помнить и не жалеть, друзья мои, что провели годы именно здесь.

Там, за забором, нас считают подневольными пленниками, изгоями, рабами. Но дух наш свободен, а, следовательно, и мы - свободные люди.

Там, где нет любви - там нет истины. Далеко за тайгой любовь подменили холодным расчетом и страстями. Там людям очень трудно, во сто крат труднее, чем нам, и нам ли роптать? Святой Марк Подвижник говорил: «Лучше немощная совесть, чем со тщеславием добродетель».

Андрей сидел, раскрыв рот. Он был поражен. Это была одна из лучших проповедей, которые он когда-либо слышал. Она, эта проповедь, тем более была сильна, потому что исходила не от молоденького выпускника семинарии, а от женщины, прошедшей за свою долгую жизнь все возможные земные мытарства. Она прожила до последнего слова всё, о чем говорила.

- Я слышу мудрые слова истинно православной христианки, воспитанной на святоотеческом слове. Честно скажу, такого я не ожидал, тем более здесь. Но как вы сохранили веру и ясность мысли, если за забором волки рыщут и алчут вашей крови?

- Миф о колонии прокаженных сыграл свою роль. В это трудно поверить, но нас никогда не унижали, над нами никогда не издевались, потому что боялись. Не считая опытов, конечно. Остапушка - плод одного из этих проклятых экспериментов. Его мать умерла при родах, а отца никто не знал. Видите ли, все считали и считают, что мы каннибалы и выжили потому, что оказались сильнее всех, кровожаднее, и для того, чтобы выжить, съели своих односельчан, товарищей и даже детей. Сколько раз мы все отрицали эту чудовищную ложь, но они не хотели ничего слушать, зато очень хотели, я так предполагаю, получить посредством опытов каких-то особых людей. Конечно же, у них ничего не получилось, и они постепенно оставили нас в покое. Вот даже Остапушка: с виду монстр, а душа мягче и добрее любого из нас. Но давайте не будем никого осуждать. Земная жизнь - это больница, а не курорт, а в больнице никто никого не осуждает. Как сохранили веру, спрашиваете? Нас научили смирению. Ох, и убедительные же были учителя! А что есть основа смирения? Это упование на Бога. Вот мы и уповали на Всевышнего как могли. И вообще, за свою долгую жизнь я сделала для себя вывод: Господь любит меня и знает, что для меня лучше всего, поэтому то, что происходило со мной и происходит в данную минуту - лучшее, что может со мной происходить.

- Но за вами же следят постоянно! Они что, до сих пор не пресекли все эти ваши диспуты, встречи.

- Молодой человек.

- Андрей.

- О, очень приятно, что вы стали доверять нам, Андрей, но кроме диспутов и встреч.

- Прошу прощения! - резко встрял в разговор сидевший до этого в полном молчании «профессор» и выразительно зыркнул на «маму». Княжна смутилась и с укоризной ответила на взгляд.

- Петенька, ну вы прямо конспиратор какой-то! Разве вы не видите, что Андрей пришел к нам с миром?

Андрей замахал руками.

- Нет-нет, всё правильно. Не нужно. Меня завтра уже здесь не будет, а вам неизвестно, сколько еще жить в таком окружении.

На этих словах вдруг открылась дверь, и в барак вошла удивительная процессия: спереди шли оба Андреевых конвоира, за ними шествовал взволнованный, но какой-то довольный и одухотворенный отец Арсений, за которым вошло человек двадцать местных обитателей, мужчин, женщин и даже детей.

Княжна заволновалась.

- Господи, что стряслось!?

К ней молча подошел один из конвоиров Андрея и, наклоняясь к самому ее уху, что-то взволнованно-восторженно зашептал. Княжна резко «кинула брови на лоб», как говорят в Одессе, и также восторженно-взволнованно посмотрела прямо в глаза говорившему. Потом повернулась к Андрею.