Владимир Угрюмов - Дикий

Какая, бля, кровавая грязища.

Выхожу в коридорчик. Лика сидит бледная на тумбочке и смотрит на меня волком. Леха с автоматом напротив нее.

— Босс, она мне деньги предлагала.

— Сколько?

— Пятьсот тысяч баксов.

— Они уже наши.

— Она и себя предлагала, и место в организации.

— Она и так наша, Леха. Трахни ее, если хочешь. Организация их теперь тоже наша. Мы эту сраную организацию вместе трахнем!

Я смотрю ей в глаза. Нет глаз. Только черная пустота страха.

— Я же люблю тебя, — говорит Лика лживые слова. — Ты ведь меня не убьешь?

— Конечно, убью, — говорю я и отворачиваюсь. — Леха, это ты сделаешь, — говорю бодигарду, и тот соглашается:

— Сделаю, босс.

Он делает. «Дук-дук-дук» — глушитель гасит звуки. Теперь вместо ее лжи, ее любви, ее черных боящихся глаз — кровавое месиво.

Лечу в зал — крови там по колено. Сами виноваты — мудаки, а не Буревестники. Вижу кейс. Мертвые пальцы вцепились в ручку. Вырываю и валю прочь. Леха уже внизу. Выбегаем во двор и перелетаем забор. Тачка заводится с пол-оборота. Гоним в город, по дороге выбрасываем оружие, а гранаты оставляем — на память. Гранаты безымянные и еще пригодятся.

Валера ждет нас. Ставлю ему то место на кассете, где бывший «папа»-шеф распинался о торговле оружием.

— Это интересно, — кивает Валера.

Он держится хорошо, но все-таки волнуется. Крутое дело мы провернули — что-то будет дальше?

Отсчитываю деньги.

— Здесь двести пятьдесят тысяч, — сообщаю.

— Что-то много, — шутит Валера нервно.

— В самый раз!

Я забираю все материалы, отснятые разведкой Валеры, и мы отваливаем.

Всю обратную дорогу Вика молчит, только косится на меня тревожно. Я же слежу за дорогой. Мне некогда о ней думать. Леха гонит за мной.

Завожу Вику домой и прошу на возможные вопросы отвечать, как договаривались — я в Одессе по делам, скоро вернусь. Она кивает и уходит. На конспиративной даче мы с Лехой загружаем тайники «мерсов» оружием и выезжаем в Джанкой.

Зима… Плевать на зиму и гололед. Да и нет покуда гололеда. Летим без остановки. Крымские степи, ветер, мертвые поля. Гоним дальше. Перед Джанкоем мы останавливаемся на обочине и достаем оружие из тайников. Проверяем и гоним в городок прямо к дому Анвера. Надо брать его, пока он про бойню в Киеве не узнал. Или узнал уже? Его проблемы!.. Смотрю на Леху. Лицо парня посуровело, заострилось, щеки впали, нос птичий, тонкий, боевой…

Вот и дом, а возле дома БМВ — тачка Анвера. Встречай, братишка! Влетаем во двор и выскакиваем. Охранники — мне их лица знакомы — при виде меня, воскресшего, обалдевают и просто не обращают внимания на автоматы в наших с Лехой руках.

— Парни, все потом! — бросаю охранникам и влетаю в дом.

В этом доме я, кажется, знаю каждый сантиметр. В первой комнате никого. Бегу по коридору. Хрустит в колене мениск, и сердце бьется, словно пойманная птица. Вдох-выдох, вдох-выдох! Влетаем с Лехой в зал. За столом сидит Анвер и несколько парней возле него. Почти все знакомые. Направляю ствол на Анвера, а парням его бросаю:

— Не дергаться.

Они не дергаются, сидят, раскрыв рты. Держим их под прицелами. Я говорю:

— Леха, объясни им.

Леха набирает воздух, чтобы начать изложение, а я, перехватив автомат в левую руку, делаю несколько шагов вперед и надеваю Анверу наручники. Анвер молчит. Не сопротивляется. Есть ум еще, мозги целы пока. Я присаживаюсь на край стола, чтобы всех видеть. Смотрю, что делает Леха. Он классный парень, настоящий бодигард. Перед началом разговора он обыскивает анверовских боевиков и забирает оружие, какое находит. Он пятится к двери и зовет охранников. Просит их позвать всех, кто тут есть. Полная горница собирается. У всех Леха отбирает оружие и рассаживает на диван, на стулья, на пол.

Теперь можно и говорить. Леха и говорит. Гладко и выразительно излагает. Не ожидал от него. Напрактиковался, видно, на рисовом бизнесе. То, что Леха говорит, я не слушаю. Смотрю на Анвера. Вот его лицо. В метре от меня. Крепко сжатые челюсти, желтоватая кожа, короткие волосы с проседью. Я вспоминаю, как он рассказывал о своей семье, называл меня братом, как мы сидели под яблонями в саду и курили… Как это было давно. Как он лгал тогда… Гляжу ему в глаза, надеясь увидеть знакомую и черную бездну страха. Но нет, он не боится, обычные у него глаза. Такими я их и знаю. На что он надеется? Думает, джанкойские парни спасут? Думает откупиться? Ясно, он про Киев не знает ничего. Может, он смерти не боится? Он сжимает зубы все сильнее и сильнее, скулы все более заостряются, лицо становится еще более диким, птичьим…

— Анвер продаст и предаст любого, — доносятся до меня слова Лехи. — Любого подставит ради своих целей! Вы практически ничего не знали о его целях и практически ничего с этого не имели! Из-за Анвера недавно убили Женьку! Он его отдал!

По команде Лехи приносят магнитофон и ставят кассеты. По кругу идут фотографии. Это бывшие друзья Анвера, убитые по его приказанию. Парни, я вижу, не имеют опыта в подобных разборках. Они привыкли считать себя мощной бригадой, спаянной дружбой и преданностью. Тайные операции за спиной — для них откровение. Братва уже все поняла. Сидят поникшие, косятся на Анвера, качают удивленно головами.

Леха говорить закончил, кассета в магнитофоне остановилась. Тишина тяжело повисла в комнате.

— Теперь вы все знаете. Вы сами решите, что делать, — говорю я.

Молчание продолжается. Но и молчание бывает разным. Оно работает, в нем зарождаются последующие действия. Молчание продолжается, но тишина в комнате более не кажется такой гнетущей. Решение принято. С дивана поднимается Коля-«гора» — это с ним я столкнулся в кафе, когда только приехал в Джанкой. Он делает несколько шагов ко мне. Леха беспокоится и чуть приподнимает ствол автомата. Это он зря. Коля-«гора» подходит, замирает, на его лице виноватая улыбка.

— Ты нас прости, — говорит и обнимает за плечи.

У меня даже слеза навернулась. Парни честные. Не придется их крошить из автоматов в кровавое говнище. У них хватает ума не покрывать подонка. Коля-«гора» освобождает меня из своих медвежьих объятий и оборачивается к бригаде.

— Ну что? — спрашивает он.

Никто не произносит и слова, но и без слов понятно. Он подходит к Анверу и поднимает того со стула. Я вглядываюсь ему в лицо, пытаюсь прочесть по глазам хоть что-то, увидеть в них черную пустоту страха хотя бы. Нет, он не боится…

Коля-«гора» делает резкое движение, хрустят шейные позвонки, Анвер падает на пол. Теперь это уже не Анвер, а мертвое мясо. Коля-«гора» поворачивается ко мне всей своей многокилограммовой тушей и спрашивает:

— Что дальше, босс? Какие указания?

Я смотрю на Анвера. Зачем мне на него смотреть?! Не смотрю больше. Да и не Анвер это теперь — покойник.