Илья Рясной - Ловушка для олигарха

— Может, и годишься… Но, пойми, Тим, это не лучшая стезя в жизни — бить по мячу. Что это дает?

— Ну… — я напрягся. Мне казалось, что надо мной издеваются. Что тренер просто хочет вышибить меня из команды, показав мою никчемность, от чего я начинал заводиться. Мне хотелось доказать, что он не прав. Что быстрота и точность движений заменит рост.

— В том-то и дело, что «ну». Ты только научишься бить по мячу и приобретешь кое-какие физические данные… А к чему должен стремиться человек?

— К тому, чтобы попасть в сборную.

— И всю жизнь бить по мячу, а потом вспоминать в компании за бутылкой, как ты ездил по всему миру и бил по мячу, — усмехнулся он.

Меня такая перспектива вполне устраивала. Тем более сам тренер неоднократно говорил, что это самое главное. И у меня не было оснований ему не верить.

— Эх, — он вздохнул. — Человек, Тим, должен стремиться к совершенству. Тела и духа. Так?

— Так, — промямлил я не особенно уверенно, так как в ту пору, в четырнадцать лет, меньше всего думал о совершенстве,

— Человек должен стремиться к тому, чтобы идти по своему пути, А доказывая всем, что ты не заморыш, каким кажешься, ты всю жизнь переведешь на ерунду.

Я покраснел, как рак, заживо сваренный в кастрюле для удовлетворения чьей-то гастрономической прихоти. Мне стало обидно. И во мне начал пробуждаться приступ моего знаменитого упрямства.

— Завтра останешься после тренировки. Посмотрим, на что ты способен, — сказал тренер.

Я, конечно, остался. Он поставил меня по стойке смирно. Отошел на два шага… Он ничего не делал.

Только провел за моей спиной по воздуху ладонью. И спросил:

— Ты чувствуешь? — Что чувствую?

— Я тебя спрашиваю, что ты чувствуешь? Я передернул плечами и неуверенно сказал;

— Кажется, что кожу слегка колят иголочками,

— Так, ясно… Ну что, будешь учиться?

— Чему?

— Жить и выживать.

— Буду, — вдруг сказал я.

Мастер Вагнер был немножко циник, любил приложиться к бутылке самогона, больше он ничего не признавал, обладал просто гигантской скрытой энергией, а заодно и истинной мудростью, которая, не прикрываясь словами, проникает в самую суть предмета. И учил меня всему, что нужно для выживания.

— Люблю я тебя, стервеца, — говаривал он, прохаживаясь бамбуковой палкой по моим ногам, когда те начинали дрожать после четвертого часа стояния на носках.

Он не утруждал меня теорией.

— А, сам все поймешь, где энергия «Ци», а где не «Ци». Главное, делай, что я говорю.

Иногда он меланхолично жевал мухоморы, говоря, что его бессмертная душа отлетает в астрал. Может, и отлетала, поскольку делал он невероятное.

Тогда моден был Восток. И я напрягал его вопросами:

— Что такое нирвана?.. Что такое законы Воина? Что такое путь самурая?

— Охота над такой чепухой голову ломать? Стойка! Что он собой представлял? Мастер и Мастер. Мало кто знал, что редкий чемпион мира выстоит против него больше минуты. Иногда мне казалось, что он вообще с иной планеты. Однажды я и задал ему прямо этот вопрос.

— Охренел, сынок?… В стойку «пьяного шахтера», — приказал он.

Это такая стойка, когда ты должен завязать себя узлом, сверху донизу. Нормальному человеку такое не под силу. Но, как он говорил, ученик Мастера должен быть побольше, чем человек…

У него на все были свои названия. Удар «Король пивнушки». Комбинация «Курская дуга». «Стойка пьяного шахтера».

Он, кстати, приучил меня читать философов.

— Чем по киношкам шататься, лучше ума набирайся, — с такими словами он дал мне том Шопенгауэра «Мир как воля и представление». Естественно, я там ничего не понял, но из упрямства у меня появилось желание понять…

Я увлекся воспоминаниями. Все, хватит расслабляться.

И потянулся к телефону…

Когда назначаешь встречу человеку, оказывающему тебе конфиденциальное содействие, лучше использовать какие-нибудь трюки. Арсенал их за историю спецслужб накоплен немаленький. Тут и пароли, и метки, и зашифрованные послания, и тайники — чего только не достигла мысль в стремлении человека оказаться хитрее других. Развитие средств связи во многом упростило этот процесс. Теперь я спокойно могу сбросить на пейджер адресату дурацкое сообщение, в котором на деле будет закодированные время и порядок встречи.

Так я и сделал. Получил ответную галиматью, означавшую согласие, но вместе с тем просьбу сдвинуть встречу на час. Что ж, пойдет…

Мы встретились внизу на станции метро «Павелецкая». Точнее, я встретил его. Он меня даже не заметил — значит, маскарад, который я нацепил, обманул его.

Его массивная фигура величаво поплыла по залу к эскалатору. Семеныч — это сто кило веса, морда уставшего бульдога, меленькие глазки. Сегодня он в милицейской форме, на крутых плечах подполковничьи погоны.

Как положено, я потаскался за ним минут двадцать по городу, чтобы посмотреть, не ведется ли за ним наблюдение. Потом по сотовому прозвонил, послал еще одно сообщение на пейджер. «Позвони туда-то по такому-то телефону». Нет такого телефона. Это номер дома и адрес, где во дворике мы мирно встретимся. Зато я знаю, что он не брякнул врагу о нашей встрече. Правда, если он решил меня продать, то найдет способ вывести на меня противника. Но это будет куда труднее, и у меня будет куда больше шансов.

Семеныч на эти предосторожности всегда забористо матерился — «играешь тут, етить твою мать, в шпионов». Где-то он прав. Вся жизнь игра. Мир — театр, а люди в нем — актеры, как говаривал Шекспир. Вот только игры бывают безопасные и опасные. Я игрок в игры опасные. И в этих играх, если неукоснительно соблюдать определенные правила, шанс выиграть жизнь резко повышается.

Он устроился на скамеечке в тенистом дворике сталинского дома. Я подошел и присел рядом.

— Фу, духота, — шея его покраснела, он отдувался, расстегнув сдавливающий его воротник.

— Есть немного, — согласился я.

— Погода меняется… Постоянно меняется погода, И у меня от этого ломит кости, — пожаловался Семеныч, относившийся к числу людей, которые искренне обижаются на погоду. — Вообще на Земле творится черт знает что. Погода скачет. Мясо заражено. Пингвины дохнут. Конец света скоро, — он вздохнул и вытер лицо платком.

— С чего взял? — поинтересовался я.

— Говорят.

— Кто говорит?

— По телевизору говорят. Просто так говорить не будут.

— Это верно.

— Ох, чую дождь с грозой сейчас будет, — он посмотрел наверх — в синее, без намека на облачко небо.

— Ладно, к делу.

— К делу так к делу, — недовольно произнес Семеныч, приосаниваясь.

— Енисейский проспект, дом двадцать, корпус семь. Нужно узнать, был ли вызов и чем все кончилось.

— Это что, твоя квартира была?! — воскликнул он. — Так, значит, ты к этому отношение имеешь… Ну конечно, где еще в столице второго найдешь, который так фокусы любит!