Илья Рясной - Ночь длинных ножей

Действительно, в доме лежал на полу пистолет «ТТ». Патрона в патроннике не было, так что пленный, похоже, отстреливаться не собирался.

— Лев Владимирович, а что это за типа мы взяли? — спросил Мелкий брат.

— Майор милиции Джамбулатов, — ответил Алейников.

— Серьезный зверь?

— Серьезный… человек…

— Курить будешь? — спросил Алейников, глядя на сидящего напротив него Руслана Джамбулатова.

— Буду, — кивнул тот, потянувшись к пачке. Он размял сигарету «Ява», закурил. И оценил:

— Дрянь сигареты.

— К «Мальборо» привык? — хмыкнул Алейников.

— Привык. Было время. Дешевые сигареты менту считалось просто неприличным курить… Давно было. В другой эпохе…

— Времена не выбирают.

— Да. Времена выбирают нас, — кивнул Джамбулатов. — Кстати, ты кто сейчас по званию?

— Все еще подполковник, Руслан.

— Папаху не дают. Что так?

— Видимо, не заслужил.

— Ну да, — хмыкнул Джамбулатов. — Не умеешь выслуживаться, что ли?

— Не обучен.

— Правильно. Ты, Алейников, воин… И я воин. Мы только и умеем, что воевать. А ордена и звания — для других… А знаешь, это ведь мой кабинет был, — Джамбулатов обвел рукой кабинет начальника криминальной милиции. — Только в те времена, понятно, он выглядел получше… Но что-то осталось. Вон тот шкаф мой остался. Хороший шкаф. Добротный. Мне его председатель колхоза имени Ленина десять лет назад подогнал.

— Точно.

— В нем картотека, в правом ящике. На проституток района. Сейчас там?

— Осталась.

— Я ее сам формировал… Как, помогла тебе?

— Немножко.

— Правильно. Шлюхи — лучший источник оперативной информации. — Джамбулатов вздохнул. — Жизнь прошла в этих стенах. А теперь кто я? Никто!.. Ох, как же нас поломало всех!

— Поломало, — кивнул Алейников. — Ну что, Руслан, Давай. Рассказывай…

— А что рассказывать? — пожал плечами Джамбулатов. — Положил я их… Ваху положил. Джохара.

— Это у мини-завода?

— Да… Еще кое-кого.

— Кого же?

— Братьев Мовсаровых.

— Ну ты разгулялся.

— А сколько еще тварей не достал, — Джамбулатов покачал головой. — Теперь у меня масса кровников. Мы долго, слишком долго играли в солдатики… Слушай, давай так, я пишу явку с повинной. При условии, что отправите меня в Россию.

— Здесь что, не сидится?

— Здесь убьют. Все равно убьют.

— В ИВС?

— А что им ИВС? Они просочатся сквозь эти стены. Купят ваших людей. Возьмут штурмом отдел. Слишком сильно я прищемил их… Жалко только. Хромого не достал.

— Где теперь Хромой?

— Здесь.

— Уверен?

— Уверен. — Руслан глубоко затянулся и выпустил дым, задумчиво глядя на поплывшие клубы. — Ох, плохо все. Плохо… Ты сидишь за моим столом и допрашиваешь меня… Знаешь, я всю жизнь слугой государства был. И всех собак в районе в руках держал. И в Афгане за это государство воевал, и никаких сомнений в правильности пути не было. Да, да, хоть и братьев мусульман крошил, но была уверенность, что за нами правда. Потому что была держава, которой не грех было служить верой и правдой… А сейчас державы не стало…

Алейников задумчиво посмотрел на него, щелкнул зажигалкой и тоже затянулся. И хмыкнул:

— Ну да. Была у меня таможня. Были контрабандисты, как говаривал Верещагин в «Белом солнце пустыни».

— Знаешь, подполковник, когда Россия была рачительным и справедливым хозяином — здесь был порядок. Когда Россия стала проституткой и ее правительство отдавалось за деньги, как вокзальная шлюха, тому, кто заплатит больше, то здесь хозяином стал бандит! Ваши продажные московские шкуры отдали мою землю бандитам…

— Что-то ты разговорился.

— А я не прав? — завелся Джамбулатов. — Ваши проститутки привели к власти безумного Джохара. Потом он кому-то разонравился, и вы бомбили наши города! Когда в девяносто пятом пришли ваши войска, мы вам поверили. Мы думали, что Россия снова стала хозяином. А оказалось, что проститутка захотела новых денег. Получила их и выполнила желания клиента… Вы нас бросили… Удивительно. Я работал начальником розыска при коммунистах. Потом при Дудаеве… Войска пришли, и на вас работал. А потом в этом изоляторе год сидел. За измену ваххабитской Родине. И каждую неделю меня водили на расстрел. Подонки из Грозного приезжали — генералы, министры, и все хотели полюбоваться на мой расстрел. А знаешь, я привык смотреть в зрачок автомата. И никто не видел на моем лице испуга… За себя я отвык бояться… Но отец…

Он судорожно вздохнул и провел ладонью по щеке — наручники с него сняли.

— Они убили его. Теперь у меня никого нет. Не за кого бояться. Я один. Один… Мне нужно было убить их. Всех…

Особенно Хромого. Но не судьба… Если когда-то выйду, то убью.

— Откуда ты знаешь, что Хромой в районе?

— Шила в мешке не утаишь.

— Что ему здесь надо?

— Я эту сволочь отлично знаю. Он хочет слизнуть жирный навар. Иначе никогда бы не вернулся. В селе его люди были…

— Ты за ним туда пришел?

— Да. Я знал, что он появится в Даташ-юрте. И ждал его.

— Хотел одолеть их всех?

— Что смог — сделал бы… Но пришли вы.

— А чего после того, как мы ночью тут шорох навели, ноги не сделал? Что, не додумался, что зачистка будет?

— А, — махнул рукой Джамбулатов. — Думал, что отсижусь у Айзан. Вы же все пятьсот домов наизнанку не вывернете… Вам кто-то меня сдал?

Алейников пожал плечами.

— Сдали, — усмехнулся Джамбулатов. — Столько доброжелателей на свете, что и не знаешь, кому спасибо сказать.

— Не ломай голову.

Все произошедшее осталось в памяти картинками — теми самыми, которые фиксировала не только память, но и зрачок надежной видеокамеры. В основном на пленку ложились женские лица. Мужчины всегда были на заднем плане, но Майкл ловил на себе их взгляды. Это были взгляды селян, которые смотрели на американца, как на пришельца с другой планеты. Или злые завистливые взгляды тех, для кого этот пришелец воплощает недостижимое благополучие загадочных, трудно поддающихся осмыслению мест, где у людей есть все, что пожелает душа, и где не надо бороться ежедневно за жизнь. Или же на него взирали с превосходством дикаря над слабым человечишкой, который размяк, изнежился в ласковых объятиях современной цивилизации. Но чаще всего это были просто взгляды рабовладельцев, которые опытным глазом прицениваются, на сколько в свободно конвертируемой валюте потянет этот товар, и от их внимания становилось особенно неуютно.

А еще были слова. Много слов. Женщины, как на заказ, попадались говорливые, напористые.

— Они борются с бандитами? Когда в нашем селе были бандиты, они нас успокаивали — пока мы здесь, вас бомбить не будут. И правда — как только бандиты ушли, русские начали бомбить. Моя бабушка пряталась в подвале! Они все заодно — бандиты и солдаты! Только солдат хуже!..