Анатолий Ромов - Тень чужака

— Зачем?

— Надо.

— Господи… Я и забыла, что надо кого-то бояться.

— Все же закрой засов. И не открывай до моего приезда. Хорошо?

— Миша… — Покачала головой. — Ладно.

Открыл дверь. На веранде, на лестнице, возле срубов везде стояла тишина. Тумана не осталось и следа. Если прислушаться, можно было разобрать: откуда-то из-за Колпина сюда идет катер.

— По звуку — катер кемп-крикской полиции, — сказала Наташа.

Она не ошиблась: это был Танук. Улыбнувшись, махнула рукой. И ушла.

После того как Шутов сел в катер, Танук посмотрел на его забинтованное плечо:

— Много бинтов. Перелом? Рана?

— Рана.

— Серьезная?

— Танук, разве вам не все равно?

— Сэр… Все же мы идем довольно далеко. Я слышал, вчера здесь было горячо?

— Было. В меня стреляли. Пулей раздробило кость. Только и всего.

— Сэр… — Танук замолчал. — Хорошо. Вам лучше знать.

— Куда идти? Вверх?

— Вверх. За Майо-игл. Сами-то вы не боитесь?

— Не боюсь. Давайте. Чем скорее мы окажемся на месте, тем лучше.

Катер, описав дугу на излучине, резко сбавил ход. Шум мотора почти стих. Шутову показалось: подобной красоты он еще ни разу не видел. Гряда гранитных столбов, перечеркнутая водопадами, переходила в гранитно-базальтовый монолит. С монолита тоже падали водяные струи, но здесь их звук казался еле слышным, так, будто грохот водопадов был сдавлен горой. Верх горы был плоским. Вглядевшись, понял: на самом верху горы находится нечто вроде площадки. Площадка окаймлена соснами, растущими как по бордюру. Именно из-за этих сосен увидеть то, что находится на плоской вершине, невозможно.

— Были когда-нибудь здесь? — спросил Танук.

— Нет. Что это?

— Униткак-пойнт. На языке моего народа Униткак означает «Брошенное место».

— Брошенное?

— Когда-то, давным-давно, здесь было кладбище инуитов. Их в своих каноэ ставили вон там. Наверху.

— Их?

— Да. Умерших. Считалось, эти люди уходят в свое последнее плавание. Рядом с ними в каноэ клали лук, стрелы, гарпун. Сам я этого не видел. Старики рассказывали. Они говорили, обычно эти каноэ стояли там всю зиму.

— Почему?

— Дожидались весны.

— Весны? Что, такой обычай?

— Дело не в обычае. Они ведь сидели в каноэ, вмерзшие в лед и занесенные снегом. Весной же все таяло. Их спускали с горы. И они уходили.

— Уходили куда?

— В последний путь. В океан.

Шутов попытался представить, как там, на вознесшейся примерно на двести ярдов площадке, когда-то сидели в каноэ и ждали последнего плавания занесенные снегом мертвецы. Спросил:

— Как же они оттуда уходили? В смысле, как их спускали?

— Просто. Сейчас увидите сами.

Танук переложил руль; катер, следуя изгибу фарватера, повернул влево. Поворот позволил рассмотреть причудливо извивающийся в камне желоб, созданный самой природой. Желоб, напоминающий трассу для санного спуска, начинался из-под самых сосен, заканчиваясь у реки. Танук кивнул:

— Дорога мертвых. По ней спускали каноэ. Весной.

— Где же тут могла совершить посадку «сессна»?

— Один инуит сказал: там, наверху.

— Наверху?

— Да. Там, на горе, большая площадка. Там может сесть небольшой самолет. Но Укильке мог врать.

— Кто это — Укильке?

— Один инуит. — Танук постучал пальцем по виску. — У него не все в порядке с головой. Он живет здесь круглый год.

— Круглый год?

— Да. В пещере. Вон он.

Вглядевшись в берег, Шутов ничего не увидел.

— Где? Я ничего не вижу.

— Спрятался за камень. Боится. Сейчас подойдем, он выйдет.

Разогнав катер, Танук выключил мотор. Въехав на песчаный пляж, судно застыло. После того как они с Тануком вышли, полицейский крикнул:

— Укильке! Эй, Укильке! Не бойся! Это хороший человек! Он тебе ничего не сделает! Все будет так, как я обещал!

Где-то осыпались камни. Обернувшись, Шутов успел разглядеть человека, стремглав бежавшего в сторону от них. Одет убегавший был в короткую меховую безрукавку и старые парусиновые бермуды. Обуви не было. Судя по смуглой коже и прямым черным волосам, это был инуит. Танук покачал головой:.

— Ну и Укильке… Всего боится.

— Почему?

— Кто его знает. Сколько я его помню, он всегда был такой. Пойдемте. Далеко он не убежит.

Подойдя к небольшой расщелине в скалах, Танук крикнул что-то на языке инуитов. Услышав ответ, перешел на английский:

— Да точно говорю тебе! Точно, Укильке! Это очень хороший человек! Очень!

В расщелине послышался шорох. Показалась рука, ухватившая край камня. Наконец вышел крепкий мускулистый парень, на вид не старше тридцати. Внимательно посмотрел на Шутова. Перевел взгляд на Танука. Снова на Шутова. Сказал на ломаном английском:

— Твоя не похож.

— Не похож? — спросил Шутов. — На кого?

— На начальника полиции.

— Все же я начальник полиции. Начальник полиции Минтоукука. Спроси любого здесь.

— Я живу в Униткаке. Никакого любого здесь не бывает.

— Ладно, Укильке, — сказал Танук. — Это начальник нашей полиции. Мистер Шутов. Мне ты можешь поверить. Веришь?

— Тебе? — Укильке надолго застыл, упершись руками в края расщелины. Склонил голову набок. — Тебе верю. Только знаешь, что такое чик-чик?

— Никто не сделает тебе чик-чик. Обещаю.

— Кого вы боитесь? — спросил Шутов. — Кто может вам навредить?

— Плохие люди.

— Какие плохие люди?

— Много плохих людей.

— Ты хоть раз их здесь видел? — спросил Танук. — Этих плохих людей?

— Нет. Моя… — Укильке запнулся. — Моя тогда ушла.

— Когда? — Похоже, вопрос Шутова застал Укильке врасплох. Вжав голову в плечи, тот несколько секунд молчал. Затравленно огляделся.

— Тогда. Я ведь уже все сказал Тануку. Ты полицейский, Танук. Скажи своему начальнику.

— Мистеру Шутову важно услышать это от тебя самого. Ты ведь сказал мне: ты видел, как там, наверху, сел самолет. И как потом этот же самолет взлетел. Теперь скажи это мистеру Шутову сам.

— Про самолет я не говорил.

— Про что же ты говорил?

Укильке долго стоял, кусая губы. Он явно избегал встречаться взглядом с Шутовым и Тануком. Наконец выдавил с неохотой:

— Это был не самолет.

— А что же? — спросил Шутов. Не дождавшись ответа, сказал: — Давно это было?

Это был главный вопрос.

— Давно. — Укильке моргнул.

— Как давно? Неделю назад? Месяц?

— Не неделю. Может быть, месяц. Точно я не помню. Все, я не буду больше ничего говорить.

— Мне ты сказал, это случилось накануне дня, когда твоя тетка Аяхта выдавала замуж Митику. Укильке? — Танук повернул лицо Укильке к себе.

— Да-а… — протянул Укильке. — Митика тогда вышла замуж за Сайука. Только я больше не буду ничего говорить. Танук, ты же мне обещал?

— Пожалуй, Укильке прав, — сказал Шутов. — Если он не хочет больше ничего говорить, пусть не говорит. Вот что, Укильке: ты умеешь ловить рыбу?